Шепчи стужа
вихры метели
гладь
небо каждого дня
в калейдоскопе ночи
знать, чтобы не бояться
так же, как насекомые
забиваются в щель
в щели сознания
уверенность в завтрашнем дне
пурга накручивает спирали
и остаётся только забыться
всего лишь
тем, кто может всего лишь быть
провозглашая видимое действительное
а у тех, кого прижало - есть шило
и этот воздушный шар лопнет
не успев их надуть
инфляция хватает за мешковатое плечо и ...
время придумали тогда
когда перестали происходить события
ибо надувать друг друга -
дело сугубо привычное
и жажда сквозь снег -
вполне приемлема
ведь они всегда кидают камни вверх
во имя низа
такого животноводческого
одомашнить холодные звёзды
сделать их тёплыми и уютными
чтобы, развалясь в кресле невежества
протянуть к ним ноги холодными вечерами
взгляды полутемны и...
они не принадлежат
есть такое умолчание
о котором говорят непонятые
примерно так,
как не может быть родины
у ретранслятора
за исключением места сборки
всё остальное - эгоизм
что это за тайная способность -
жажда жизни
неумеха в стёганной началами коже
и я засыпаю на морозе
и забавно было бы спросить -
почему я?
Вечер нагнетает краски
неумолимое подступает
после звездопада идёт снег
глубина ночи недостаточна
чтобы день мошенник
не чавкал серым ртом снега
сплёвывая торопящиеся фигуры
в скрипящие улицы мороза
малиновое закатное солнце
нашёптывало всякое, но...
всегда одно и то же -
неоновые сигнальщики боли
пробежали белым холодком
по закоулкам давно увядшего сада
А выживший из ума садовник кричал:
"Больше лета, больше тепла!"
И снова шум поезда
в ночном шёпоте тишины
для имеющих что-нибудь
помимо совсем ничего
кроме антикварных снов
и адриатических взглядов
всегда крайних
ибо, чтобы видеть
нужен последний, только и всего
взгляд.