Я стояла у забора бабушкиного двора и в широкую выщерблену между досками смотрела на улицу. Я не чувствовала холода, хотя и выскочила в домашних тапочках и одном халатике. Не чувствовала замерзающих слёз на лице и что стоЮ по колено в снегу. Страшное горе внезапно обрушилось на меня, а ведь ещё вчера я была такой счастливой.
Приехав, как всегда, на зимние каникулы к бабушке в деревню, я, первым делом, поинтересовалась - не приехал ли соседский парень Данила. И бабушка ответила, что то-то и дело, что приехал и уже спрашивал обо мне. Никакого подвоха я не услышала в её словах. Вечером специально вышла на улицу, держа в руках лыжи. Тут и Данила вышел, мы поздоровались и решили прокатиться к дальней сторожке. По пути, резвясь и дурачась, мы рассказывали друг другу о том, как провели всё это время - от каникул до каникул. Нам было и весело, и хорошо. В нас "кипел" юношеский задор.
Не знаю: кто и когда поставил сторожку на берегу речки, но пользовались, похоже, ею все. Когда-то мы обнаружили там много сушёной рыбки. Она была развешана в домике, как новогодние гирлянды, и запах от рыбки стоял невероятный. В другой раз мы увидели там много мотков сетЕй. Видимо, кто-то их прятал, ведь такими сетями ловить рыбу не разрешалось. А однажды там оказалась допотопная кровать с матрасом и одеялом. А так же появился стол, табуретки и, даже, холодильник. Видно, кто-то основательно решил расположиться в сторожке. В столе мы обнаружили крупы, сухари, вяленую рыбу, сахар.
Мы не стали ничего трогать, просто посидели на лавке, поговорили. Данила умел так рассказывать - я слушала его, что называется с открытым ртом. И потом мы ходили к этой сторожке не раз. И получается: мы проходили около трёх километров -хорошая прогулка! Вот и вчера мы сходили туда на лыжах, не смотря на сильный снегопад. Я почему-то с Данилой ничего не боялась. Мне он казался таким взрослым, умным, умеющим из любой не простой ситуации выйти с достоинством. Оно и понятно, ведь ему уже 22 года, а я против него "малявка". Мне всего 15 лет. Ко мне он относился с преувеличенным вниманием, излишне опекал, а я воспринимала такое отношение за любовь.
И вот стоЮ я за забором, а на улице шум, крики, праздничная суета. Это женится Данила. И что придумали в наш-то век! Вместо машин и лимузинов тройки, запряжённые в расписные сани.
- Ну, хватит уже стоять, - ничего не выстоишь теперечи, - говорит бабушка, набрасывая мне на плечи свой полушубок. - А я говорила, что из ваших прогулок ничего путного не выйдет. Не слушала ты меня. Ведь тебе только пятнадцать годочков. Не плачь, не реви! Он намного взрослее тебя. Вон лучше учись - вот это твоё! А кавалеров ещё будет - пруд пруди... Ты вон какая справная да пригожая.
Целый год я не жила, а проживала часы, месяцы, не видя в жизни ни радости, ни стремления к чему-то. Всё так серо, безотрадно. А потом наступило безразличие. Я перестала ездить к бабушке в село каждый год. За это время я окончила школу, поступила в политехнический институт. Появились новые подруги, которые тащили меня на вечеринки в институте, в кафе и на другие увеселительные мероприятия. Я, конечно же, шла с ними, но не испытывала радости от общения с другими ребятами, хотя не могла не замечать, что многим нравилась.
Но вот окончен институт, и меня рекомендовали как молодого специалиста на крупный завод инженером - экологом. Я счастлива! В офисе отдела кадров завода пишу заявление и подаю нужные документы. И тут кадровик мне говорит, что работать я буду не на головном заводе, а в филиале, расположенным в селе "Подгорное". Мне стало нехорошо. Первая мысль:
- А вдруг я там встречусь с Данилой? Мне, наверное, в "Подгорном" придётся жить у бабушки и встреча с ним неминуема, а я этого не хочу. Или... хочу?...
Мама, услышав о месте моей будущей работы, даже всплакнула, а потом решила, что это ни так уж и плохо. Буду жить с бабушкой и у неё не будет болеть сердце за свою мать. А то ведь деда теперь нет - умер прошлым летом. И как там она одна управляется? Я не стала возражать. Подумала: - Пусть всё идёт своим ходом. Через несколько дней я уехала в "Подгорное". В десять часов утра я вышла из маршрутки прямо напротив бабушкиной усадьбы. Открыла калитку. И вдруг на меня с громким лаем накинулся "Пёсик" - собачонка Данилы.
Когда-то мы его нашли в посадках совсем крохотным, и Данилка решил его взять себе. Мать была против, а потом смирилась и даже полюбила этого ласкового пса. Имени ему так и не дали и все звали его Пёсиком. Я удивилась: - Что Пёсик делает в бабушкином дворе? Да ещё и со своей будкой, на привязи. После бурных объятий и слёз, бабушка, потчуя своими "фирменными" оладьями, рассказала, что два года назад умерли Данилкины бабушка и дед, один за другим. А Пёсик оставался на привязи ещё около двух недель. Он целыми днями непрерывно лаял, а ночами выл на всё село. Никому он не нужен был и решили его пристрелить. И тогда моя бабушка отважилась подойти в собачонке. Удалось отвязать как-то и верёвку. А потом сельские ребятишки перенесли будку к бабушке во двор.
- А когда мои глазоньки закроются, уж и не знаю кто его возьмёт... - вытирая платком глаза, проговорила бабушка.
За окнами тихо падал снег крупными, пушистыми хлопьями. Всё, что видно было взору, стояло в белоснежном, праздничном уборе. И по радио торжественно звучали сочинения Баха.
- Кто же теперь живёт в доме стариков Данилы? - спросила я.
- А никто. Всё заколочено, - ответила бабушка.
Все разговоры были переговорены. Все сельские новости я услышала. Сама рассказала о своей жизни, об учёбе, и о том, как живётся моим родителям. И вот уже слоняюсь по дому, не зная: чем бы себя занять. И вдруг в голове складывается чёткое желание пройтись на лыжах вдоль речки до дальнего перелеска. - Баб! А мои лыжи живы? - спрашиваю я, и не дождавшись ответа, выбегаю во двор. Мне даже показалось, что лыжи стоят как я их и поставила в угол сарая несколько лет назад. На полочке взяла лыжную смазку, но она высохла. Вижу: бабушка несёт кусок старого сала: - Може, сгодится? - спрашивает меня.
- Вот уж не знаю, но попробовать можно...- и я натираю лыжи этим салом.
- Смотри, до ночи не задерживайся, а то темнеет рано, дороги не найдёшь, - предостерегает бабушка.
Снег прекратился. Передо мной сверкающая гладь берега речушки, вдалеке чернеет перелесок. Он будто манит меня, притягивает. Прохожу как раз мимо дома Данилы. И мне показалось, что тускло светится окошко сбоку, перед входом в дом. Лыжи мои скользят не плохо, а тут ещё и уклон. Оттолкнувшись палками, быстро проезжаю мимо. - Наверное, много думаю не о том, о чём надо, - укоряю сама себя и стараюсь переключиться на что-то другое. Я уже порядочно отошла от села, как снова пошёл крупный снег, но тереть ещё и с ветром, с завыванием. Я остановилась, огляделась вокруг. Вижу: что-то чёрное падает в кусты мимо которых я шла. А это ворона застряла между прутьев куста. Барахтается, но самостоятельно ей не выбраться. Надо помочь. А пока я обходила куст, примерялась, чтобы удобнее подобраться к несчастной - на лыжах это не просто, сама потеряла ориентир и куда двигаться не знаю. Иду наугад и вдруг правая лыжа упирается во что-то твёрдое, раздаётся треск. И я понимаю, что лыжа сломана. Разгребла немного снега - передо мной поленница. Значит, где-то недалеко жильё. Ну, кто додумается сложить поленницу посреди поля?
- Этого мне только не хватало! - в сердцах восклицаю я, осматривая сломанную лыжу. Поднимаю голову. Сквозь пелену снега проступает очертание небольшого строения. Проваливаясь одной ногой по колено в снег, подхожу ближе. А это тот самый домик, в котором мы с сельскими ребятами бывали, и с Данилой тоже. С трудом открываю дверь, занесённую снегом, и на меня пахнуло теплом. Сквозь щель печной заслонки виднеются подёрнутые пеплом, но ещё огненные головёшки. Значит, здесь был кто-то совсем недавно. Это меня обрадовало и обеспокоило.
Я села на кровать, вытряхнула снег из ботинок и стала наблюдать за угасающими в печи угольками. Разглядев в углу, за печкой, дрова, я подбросила несколько поленьев в печурку. Хотелось есть, клонило ко сну, и вдруг... за дверью послышалась какая-то возня.
- В доме кто есть? - услышала я, прежде чем сам обладатель такого прекрасного голоса появился в проёме двери. Да, для меня этот голос всегда казался прекрасным, неповторимым. Дверь захлопнулась, и в свете разгоревшихся поленьев, я увидела высокую фигуру мужчины. Это был Данила.
- Я, почему-то так и думал, что найду тебя здесь. У бабушки твоей, на всякий случай, спросил куда ты отправилась, на ночь глядя, в непогоду. Просила тебя отыскать. Задание выполнено! Похоже: этот буран надолго. Ты онемела от счастья, что тебя кто-то нашёл?
- Это ты топил здесь печку? - спросила я.
- Нет, не я, кто-то другой. А ты шла специально... к другому?
- Ни к кому я не шла. Просто решила вспомнить наши походы сюда в детстве. А ты один? Где твоя "половинка"?
- Откололась напрочь, причём давно. У неё другая семья.
После этих слов меня расслабило, я почувствовала себя куклой из ваты. А Данила всё так же стоял у печки, грел руки над плитой:
- Наверное, ты меня презираешь, а может, и ненавидишь. Другое время было. Не обижайся, но я смотрел на тебя как на соседскую девчонку. И только потом, размышляя о жизни долгими ночами, до меня дошло, что ты меня любила. И бабушка твоя это говорила. Наступило тягостное молчание. - А теперь ты не смогла бы меня полюбить? Всё это время меня мучили угрызения совести. Ведь я видел сквозь щель как ты плакала. Я тогда подумал, что тебе просто жаль наших походов на лыжах, игры, купания. - Моя! - Ты помнишь, так я тебя называл. Не Майя, а моя...
- И мне это очень нравилось. Я чувствовала, что я и, в самом деле, твоя, а ты мой!
Ночь прошла в рассказах о том времени, когда судьба развела нас. Но, наконец-то, забрезжил рассвет. Забелело оконце, а дверь, занесённую снегом, открыть было не возможно.
- Там, наверное, бабушка с ума сходит, - с беспокойством проговорила я.
- Так что ж ты раньше-то... - проговорил Данила и достал из кармана мобильник. - Сашок, Александр Николаевич! Выручай по старой дружбе, пришли кого-нибудь на технике. Застрял я из-за бурана. Знаешь, сторожку на берегу. Какую, какую? Ну, ту самую, где ещё воровали рыбку сушёную. Ну, какой чёрт меня туда занёс, я потом тебе, с глазу на глаз, расскажу. Так что: выручишь? Жду. Да забеги к Варваре Степановне и скажи, что с её внучкой всё в порядке.
Часа через два мы услышали рокот бульдозера. А за это время мы договорились пожениться и жить в своём селе - Подгорном. Так что в домик над рекой я зашла одинокой, несчастливой девушкой, а вышла - невестой. И рядом со мной по жизни будет шагать самый мой любимый, самый желанный человек. И тут мы услышали царапанье в окошко и негромкий лай. Это Пёсик нас отыскал. Мы решили с ним не расставаться, ведь это он - первый нас обнаружил такими счастливыми, такими влюблёнными.