Самопожертвование

Муравьёв Роман Владимирович
   Девка стреляет глазами:
  "А не поиграть ли мне с ним"
   мир нетерпелив
   и требует норматив у заигравшихся 
  "Сначала положу в рот, а потом разжую"
   а они лопаются на зубах, не успев сромантизировать
   компенсируя неспособность к осознанию содержания
   придирками к форме
   так - появился первый солдат
   и всем известная "его мать"
   как не способен был понять
   всем известный её отец
   улыбку без обнажения зубов 
   а ведь это - всего лишь угроза растягиваемого
   слипшегося перед разрывом
   смертельные ребята
   они обречены на поразительную стремительность
   так - рождается приговор неосвящённому
   умудрившемуся затеряться под фонарём
   его выводят из оборота таинственного
  "мы никогда не ошибаемся" -
   отпечаталось на месте утраченных чувств
   и как только абсолютное давление слабеет
   я иду дальше без всякого внятного мотива
   освободившееся место не свято?
   Всё так, но без знака вопроса
   а ломка формы происходит отрешённо
   как шагающий под нависшими небесами
   с придурковатым пурпуром ночной гравировки   
   на полях полночь
   связуемая всем известной матерью
   мягко касающейся сердечной мышцы
   в неуправляемом поезде
   улыбаются неуправляемые подменой
   воспоминания детства с того
   кого принято называть "я"
   чудя и обдивя тем же
   что и прочие разочарованные
   послушно следуют без остановки
   не обнаружив станции "туда"
   куда ему и положено
   и весь этот железнодорожный вокзал
   тоскливо прогремит
   а я полежу и послушаю:   
   тихо пробегают муки
   покорность наливается отчаянием
   и... ничего.
   Я продолжаю лежать 
   я бесперспективен для коллективного безумия
   я совершил величайшее преступление
   осознал, что сколько не живи - всё равно умрёшь
   тут двери закрываются
   и надзиратель аккуратно пускает газы
   Вот что он думает по этому поводу:
  "Обнаружено противопоказание к существованию:
   знание - обезоруживает".
   И в голове у тараканов живёт он
   наслаждается кротостью мышления
   и крошками хлеба заключённых
   он знает себе цену и не питает иллюзий
   он берёт тапок, и...
   последние так же бездумно перестают быть с ним
   и он лукаво улыбается в усы:
  "Цел таки"
   а потом проницательно затаивается:
  "Это - было лишь начало". 
 - Сколько стоят все эти заглядывания в глаза
   и мольбы о помощи?
   Он уклончив:
 - Кубометрически.
   В условиях свободного рынка
   выгоднее продать себя подороже
   бесполезно просить -
   мне нечего предложить на продажу
   это - вырождение самодостаточности
   добровольный уход куда-нибудь отсюда
   и очередной доброглазый недоумок
   моргнув, скажет грустно и кротко:
  "Ты будешь жалеть"...
   слепец не видит того, кого уже и след простыл
   Он ёжится:
  "Какой ты холодный и не существующий, ты должен..." -
   и тут я его прерываю, и выворачиваю пустые карманы
   и он недоумённо отходит с незакрытым ртом
   но потом опять начинает советовать
   что-то о том, как не разбить ему сердце
   но я уже не слушаю
   я размышляю о том, как отсюда убежать
   и в который раз ловлю себя на мысли: 
   всё зашкаливает, как в конец надоевшая причастность
   зачем они пишут все эти банальности на надгробиях
   я не утруждаю себя знаками и просто молчу
   И им этого мало:
 - Ты знаешь, что происходит между взрослыми людьми?   
 - Между ними некто на деревянном коне
   рубит воздух зелёной пластмассовой саблей, - 
   предполагаю я, но меня никто не слушает
   самое время для исчезновения затерявшегося
   и погода подходящая:
   Дождь.
   Я открываю окно, и вглядываюсь сквозь его шёпот:
   ночные кредиторы тайн уже вовсю маячат за его спиной
   нарушился почерк дождя
   что-то будет за закрытыми дверями 
   свежесть слов выплеснутого
   подбирая ключи, я озираюсь по сторонам:
   так ли, что за самыми циничными словами -
   её улыбка
   утешительный приз для вышедших в тираж
 - Это дело вкуса! - кричит обманутый попугаем 
 - Это дело губ, - шепчу я:
  "Одними - окружение высказывается,   
   другими - преисполняется", - 
   и я мелочно ворчу о чём-то своём
   я попал суда, положив на это всю жизнь
   неужели они и вправду думают зайти сюда с полпинка
   им остаётся лишь вера в далёкий услышанный звон
   который даже мне не воспроизвести
   а всё потому, что он выдуман
   самостью не потревоженной кичливости
   поэтому я и списываю всех в ноль
   и долго, долго, как до человека
   который звучит хоть как-то
   а не гомонит сверху мохнатой стаей
   стальной горизонт врезает электричесной искрой неба
   по деду в кустах
   с полбатона, заткнутым за трусы
   небо налилось ночной желчью
   а звёзды прищурились в ожидании удара
   и не мне их судить
   для этого есть специально обученные
   сверхъестественные существа   
  "Какой у тебя замечательный план,
   а у него - память", - 
   болезненная резьба по восприятию
   изменённое сочувственное
   Поднимаю воротник:
 - Этот разум слишком много на себя берёт
 - Так армагеддон же, не углубляйся, -   
   давит небо
 - Куда полетел? - тянет земля
   и я понимаю,
   что эти двое никогда не договорятся между собой
   и как бы я себя не тешил прекрасным -
   всё сводится к инструкции по эксплуатации
   и кручению на ветке, по мере сил своей вороватости
   и я размышляю о мелькающих фигурах в кронах:
   каждый цепляется за то, до чего может дотянуться
  "Продлись очарование!" -   
   молит сломанная пружинка у лопнувшего напряжения
   А вокруг кричат, качаясь на ветках:
  "Он унизил наше человеческое достоинство!" 
   И у меня поднимается настроение 
   и я понимаю, что с сопереживанием пора завязывать
   в конце концов -
   трагедия свиньи всегда разрешается на бойне
   и я вынужден признать -
   окружающее убеждает себя в том, что всё хорошо
   я смотрю на свинью:
   она неуклонно движется к бойне
   и это -
   совсем не похоже на альтруистическое самопожертвование
   свобода, как замок себя -
   этот мальчик идёт не убивать, но погибнуть
   и что ещё у меня есть
   кроме того, как "совершенно свободен"
   сны говорили мне об этом
   для чего?
   Чтобы искать?
   Я занимался этим всю жизнь
   и вот, наконец нашёл -
   себя
   камень, брошенный в воду
   неизвестный в определённых кругах 
   я есть
   всё знакомое и небезопасное как бритва
   это размышления о слишком тонком -
   кто бы поранился
   страдание да осилит познание
   утилизатор лет спущен с поводка
   он рыскает в мельтешении ночных теней
   как бродит хорошее вино в крови забвения
   не почерпнуть больше приторную неизбывность
   в опутывании - тайна крови её 
   запечатление - концентрат сущего
   длинные тонкие шпили
   крутящие молекулы слов немы как рыбы
   разны, как стороны одного и того же облака 
   на миг складываются в знаки и символы
   собираются в отдельные группы и плачут
   в медленно сереющем железобетоне неба
   в навсегдашнем - удовлетворение отсутствия
   тело вешает голову, куксится
   павлины дней распускают свои мерехлюндии
   и призывно расхаживают передо мной   
   формирование повторителей скоро на ногу
   бодро идёт, чеканя шаг за открывателями
   осваивая новые открытые горизонты
   а за ними вяло плетутся все остальные
   шествие называется "ширпотреб"
   верные времени служаки бытия
   они не перестают меня удивлять:
   это и есть люди?
   Тиран времени привычно щурится:
  "Надул, опять надул!"
   Шары довольны:
  "Для нас опять устроили праздник иглы!
   С днём непрофессиональной деформации вас!" -
   поздравляют они друг друга
   и восхищаются летучим содержимым в себе
   и после каждого праздника
   я вынужден обходить их ошмётки:
   весьма неудобно. 
   Ах, если бы они могли
   то пришли бы, и не простили мне этого
   хотя я знаю, что всё это уйдёт со мной
   так или иначе, как упавший дождь 
   потому, что понимаю - перемен уже больше не будет
   как после последнего звонка
   а все слова я возьму назад, с собой
   в своё время надо было пить настойку на лжи
   а теперь уже поздно, я - отравлен
   шагающий вне вертикали блаженства
   о, нет, это не пропасть чувств
   это - преступление,
   которое не окажется без наказания
   поторопись -
   садист гончар уже готовит свой круг
   а для тех, кто не пластичен -
   уже разогрет горн
  "Ту, ту-ту-ту-у, ту-ту, ту!" -
   фальшивит он, и даёт петуха
   Как высочайший оправдываясь:
  "Всё, что могу солдат, всё, что могу".
   А над ними, в очередной раз пошутит их же создатель:
  "Сидел бы тихо, глядишь - и умер бы как все      
   как положено - за родную колыбель, имя которой "Я"
   Свобода меня несёт,
   и я хохочу ему прямо в чистые ясные очи:
 - И что же ты со мной сделаешь?
   Он морщится, и не охотно признаётся: 
 - Ты, - умрёшь.
   И я смеюсь ещё пуще:
 - Так я для этого и родился, а середину можно пропустить!   
 - Не-ет, - смотрит он на меня грустными всепонимающими глазами
   как собака...
 - Фу, нельзя! - вскрикиваю я, 
   он вцепился мне прямо в душу,
   и сквозь чавканье доносится:
 - И что же ты со мной сделаешь?
 - Поищу вместо ноши - бо-ольшой большой камень
   и думаю, что на этот раз - уже всё закончится.