Моё невыстраданное вошло поглубже
и укоренилось четырёхгранно и вседозволенно
имело место, и манало небесными манками
и изводило манкостью прикосновений
шевеления штыка
заколотившееся сознание оттаскивают от дверей
и бьют с эластичным оттягом банально востребованного
этого не жалеть нельзя разжаловать
раздавать такие обещания так легко
и очередной ввинчивающийся шуруп в голову
кажется последним
клей улыбается мне отставшими от стены
и вытянутыми в трубочку губами
сквозняк лет, десятки оперений и ощипываний
бытие, как школьный хулиган:
бьёт самого слабого, и водит дружбу с сильными
я втягиваюсь в панцирь комнаты, и медленно ползу
в сторону гнусного исследователя ожидаемых пространств
спеша под плинтусом этой необъяснимой сферы
моё невысказанное время прошло
а я всё бегу сквозь косматые призраки туч -
апологет причудливой обездоленности
альтруистический вымпел повседневности
свешивается алым треугольником прямиком в бездну
там, где нет ничего из того, что есть
фрагментарное место со всех сторон
лишь подрагивает лампочка разума
на серебристых плечах многообещающей вечерни
мелкозернистость отображений
придаёт таинственности
вся это внеурочность, поток
шныряющий в поисках приговорённых
к случайности через ничто
К продавцу неудачами подкатывает расфуфыренность:
"Почём зря?
И трактаты умалишённых
вспархивают испуганными птицами ввысь
в роя далёкЫя
жужжания глазливых приверед
графомания дворни
хаотичные бледные фотокарточки сундучкового
эта встреча тотальна всего одиноким
этот свист серебрист на стали рельс
настало время чудес
довороченный, но не довёрнутый
железнодорожную среду тряско выворачивает
"Пережуй, переживи", стучат ржавые солнца
сердца стук - дверь всегда открыта
хруст сжимаемой жалости
"Стало, стало, стало", -
звенят сцепки настоящего
заострённого в межмирье островом
сумрачный гений пиши пропалого -
этому поезду уже никогда не остановиться
взахлёб дёрнув петуха
пустив напоследок медведя из трубы
"Войти - выйти", - мелькают вагоны
лето в облаках
пролетает золотистым каскадом восходящего
время альтруизма и увлечения прошло
но не на вылет
этот осколок ворочает большими делами:
теперь можно расслабиться
накормить собак, и не ехать на охоту
из стороны в сторону
в дрызг и брызг неприкаянного
ушатанный под вагонами
и на старости павших до "уже"
грезанутый в пространстве
наионизировавшийся
задолжал кое-что этому миру
остриё, стальное и грохочущее
канонада смертельно уставшего
раскатывается слуховой радугой
подкоточники нечернозелья
фиолетово заасфальтированы и утончённы
как лепет накрытых дождём станционных лачуг
неудачливый товарняк трясётся от бессильной злобы:
к нему подкатила "её сибаритство в пух и прах"
"Э-эдак почём зря?"
Даже пролежни "о своём"
она умудряется сделать залежами полезных ископаемых
ночной стрежень лета столько принимает в себя
и ему не всё равно,
будь ты хоть воображалой машинистом
неизвестность слов - моё выстраданное
непрерывность несущегося -
свистопляска моего поезда
он гонит и гонит на это бытие
кто-то не прекращает ужасаться
покорному преступлению окружающего
за или против себя
и неизвестность повторяет как заклинание:
"Не держи на меня слова".
Всё должно быть собрано чемоданчиком
в ожидании скорого тёмного
И любому явлению можно сказать:
"Это ручная кладь, детка".
А в окне - заунывщина звёзд
вспыхивает на целые неба
шестернями плугов
и бледных пятен от вытекшего света
и все эти жизни -
лишь позабытые вспышки прошлого
а всё, что есть за душою -
всего лишь одна пустопорожняя жизнь
отпечаток рабочего места в земле
поддавшие облачка филонят
пока заводской трудовик
бьёт молотом своей жажды о наковальню
так гармонии входят в землю
на жёсткой сцепке
в строгом ошейнике настоящего
короткий поводок не даёт встать на дыбы
и всё, что здесь есть - навыдумывано
через эту перепющенную ковку
где коксование материала - даже не вопрос
приуныние знака
прибаюкивание звёзд
угасание движения в своё
дерзновение колыхающегося воздуха
набитый болью несущийся скорый
в провинциальный дребезг
в воздухоразнос
"Угостить собою сущее", -
только и есть, что в голове у машиниста
да у бурлящих свинцом облаков
и всё, что они могут -
переломать других в себе подобных
и пускай всё так,
эти нежные прикосновения для чувственного
бескорыстие уничижения не на смерть - но на жизнь
ты, манающий социальный рейтинг улюлюкающих поездов
во славу кротости и любви к сконфужевшемуся
ибо знает он путь к отшельничеству:
путейцы в оранжевом,
марево колыхающейся обречённости и лёгкости
и мой поезд несётся на неслыханной дерзости
своим гудком он посмел провозгласить
что человек - это нечто большее
чем пузатое с трубой на колёсных парах
обречённый на движение в неизвестность
где отсутствие чувства соответствия
есть единственный движитель в неосознаваемое
как падение букв из трепещущей на ветру книги
как нет никакого общего запасного пути
только паутины локальных одноколеек
ведущие в безоценочные пространства внове
среди бесстрастных светофоров
мой гудок поёт Лазаря
с видом заправского паровоза-весельчака на особицу
отчаянно, когда несёт
любовь - невнятица привокзальной релевантности
игра в бисер на дорожечку
путейцы всхахатывают
и следом малиновыми росчерками несутся колючие искры
пропадая в неочевидном
стук-тук - образная любовь вот-вот случится
и кто-то осмотрительный отъезжает на запасный
и забывается
А кругом разносится:
"Да прибудет снова!"