деревья сперва повалили, разбили,
спустили на воду и спать уложили,
смолили полярного солнца калёным
железом их всадники встретили,
воздвигли столбами под облачным небом
ночные стропила, ворота богов
сквозь них проезжали, глядели за мили,
по сводам их веток катилась луна
и солнце, они укреплялись корнями
и листья на свет выпускали повторно
трещали, и дождь смаковали,
сжимали в объятиях ветер, сквозь них
струились наездники
с конскими гривами
во тьму, и чернело повсюду их пламя
огнём подземелья, терялись уздечки
в пыли золотой
они жили долго, большими росли
их снова свалили,
опять обтесали и в острые колья стволы превратили,
заборов из них понастроили фермеры
пахавшие поле, спешившие к лесу
за топливом
чтобы горшки обжигать,
их прах хоронили
с зерном и
со звёздами глиняный свод
небесный всё так же висел над землёй
они зарастали,
их все стороной обходили,
назвали драконьими рёбрами,
чёртовой люлькой в них птицы гнездились,
их плоть загнивала среди наперстянки,
яичных скорлупок и примул,
в совином помёте и сотах медовых,
их крыли глазурью, кололи на щепки,
цвели малахитом солёные почки,
они вырастали и снова рождали
прозрачные мелкие фрукты,
и женщины их омывали слезами
ледовыми яблоками называли
им хлеб приносили, и кукол из трав,
и пряди волос, и истёртых монеток
случайную горсть,
бирюзового жемчуга россыпь
они выпрямлялись, сгибались, и в них
грачи поселялись, они прижимали
к сердцам своим ветер, трещали, скребли
листвой о чешуйки небесного света,
и в рощу сбивались, и бороды их
росли из лишайников, и под ветвями
шептались, советами ночью делились,
и в двери открытые шли мертвецы,
скакали верхом с бубенцами, цепями
тех яблок ледовых под ними скрывались,
и снова рубили, их рвали с корнями
механики шедших вперёд легионов,
стволом мозговым
оставляя в земле
пила надрывалась в тугой древесине
рычала в железных разросшихся кольцах
ломала последние зубы о кремень
пронзавший волокна ствола
годились они
лишь в пламя костра, от него убегали,
и пламя лизали,
и дымом шипели, и кровью истлели,
их все закаляли, и дважды
ковали пятном разрастались
они в месте битвы,
остались возвышенным лесом
зарылись, истлевшие, жаркие, в землю
и вновь натыкались на них
мореходы, и молотом били
и громко звонили
и сделали снова
для шлюза ворота,
и медленно влага стучала о них
и вновь зеленели, их слизь покрывала,
и всё как-то странно сквозь них убегало
терпели они моросящую муть
и тел раздувавшихся злые
толчки и оставили их догнивать
в ушедшей стоячей воде
и стали чужими в потоках
глубокой травы, открывали себя
и гнулись, и вновь голодали без света
и вновь раздувались, и вновь разветвлялись,
растрескался лак
листва развернулась, соцветья
осыпались жили
так долго, росли великанами
рубить их не стали, поставили стенами,
и крышей накрыли, придали объём
для сельского дома, и зал разместился
на ветках, и балки косые скрепляли
его этажи,
и пели те балки
ступням необутым, и дали им имя
жилище для тени и сердце для ветра
Лэменби
2022 (перевод)
*
Jacob Polley. The House that Jack Built
the first trees were felled
and sailed in, wrecked, then slept
an age in the northern sun, blackening
to iron were found by horsemen
leading their horses and raised as
cloud’s axles, rafters of night, a god’s gates
were passed through, seen
from miles off, rolled the sun
and moon along their lintels, rooted,
put out leaves for a second time
creaked, tasted the rain, held
the wind to their hearts while
the horsemen streamed like
their horses’ manes
into the dark, their fires
black smudge in the subsoil, their bridles
of gold underground
lived long, grew great
were a second time
felled, dressed were sharpened to stakes
and raised as a fort
by farmers who’d followed their ploughs
to the treeline for fuel
to bake the pots
their ashes were buried in
with a scattering of grain
like stars each small clay
heaven still hangs in the earth
were overgrown,
steered clear of
called dragon’s ribs
devil’s cot were nested among, rotted
down beside
harbored foxglove, eggshell
owl pellet, primrose, honeycomb
were glazed, split,
put out buds of malachite, blossoms
of salt, grew again, put out
small translucent fruits named
by the women who prized them
teardrops, ice apples, clarities
were offered bread,
dolls of woven grass, plaits of hair, coins
with the obverse ground smooth, beads
of turquoise
twisted, straightened, filled
with rooks, held again
the wind to their hearts, creaked, scraped
off the sunlight’s scales with their leaves, were
a grove, grew
manes of lichen, were murmured
under, gave counsel on still nights
of open doorways the dead came through
on horseback or shouldering flails or bearing chimes
of ice apples gave shelter
were felled for it, their roots
ripped up by a legion’s engineers
and left like brainstems
rucked on the earth
were timber but the pitsaws
snarled in their rings of iron
broke teeth on the flints
that welted their sapwood
were good
for nothing, stacked, fired, marched
away from, sucked up the flames,
hissed, smoked, glowed blood-
black, were tempered, twice-
forged bided
on site as battle-stain,
in story as Head Wood
lay half-buried, grown over, still hot
were stumbled upon
by navigators, hit
with hammers and rang
until they were made lock gates
to slam
shut on the slow wet
grew green, slime-
faced, knew runoff, weird particulates,
held fast against drizzle’s
tonnage, the nudge
and bonk of a bloater were left
stinking when the water died
stood strange in currents
of deep grass, open wide
flexed, hungered once more
for the light, bulged, branched, rived
out of their lacquer, unfurled
leaves of oilskin, shook down clots
of blossom. lived
long, grew great
weren’t felled but walled in, roofed
over, giving span
to a farmhouse, hanging
a hall from their outstretch, bracing floor
after floor on their inosculating
joists, which sang
to a barefoot tread and were called
home of shadows heart of the wind
Lamanby
*