Как на собаке

Полина Михайлова 007
А на мне всё заживает, как на собаке:
Прозвища, сны, ножевое, как стёршийся ладан,
Что теперь лишь подтёк на свитере цвета хаки,
Про который я всем говорила, что это помада.

Я полярник. Я работаю – за разлуки.
Каменистые пляжи с галькой цвета хурмы
Я меняю на корявые драные руки,
Деньги и шрамы, серые от зимы.

Лицемерно считать, что везде выживают сильнейшие.
Выживают те, за кого никому не обидно.
Написать бы на теле краской о том, что я женщина!
Жалко, в рабочей куртке не будет видно.

Буду сворачивать письма (тебе, конечно)
В спиртовые салфетки, измазанные в крови –
Если проговорюсь про свои увечья,
Папе о них, пожалуйста, не говори.

Под надменным полярным днём горизонта ворот
Входит в горло, чтобы ныть внизу живота,
Проболтать бы об этом до ночи с кем-то, кто дорог,
Но живот, в котором вечная мерзлота,

Ждёт, как голодная сука, прожилки и кость.
Жизнь от «ещё чуть-чуть» до «ещё чуть-чуть» –
То, что навсегда убивает женственность
И оставляет только впалую грудь.

Обгорают скулы, трескаются тревоги,
Обжигает подушечки пальцев шерсть у платка,
Нет ни входа, ни выходов, ни раздвоений дороги
Там, где не встретилось ни одного тупика.

Нам завидуют – зря, посвящают песни – впустую,
Фантазируют, что у нас стамбульский закат.
Пусть попробуют, чувством дома с нами рискуя,
Продержаться хотя бы несколько смен подряд.

…Где-то, в Мичуринске, ты повторял, что сложится,
Что я глупая, что мешаю твоим делам;
А я помню, как открывала печенье ножницами,
Но рассекла себе кожу напополам,

И застаивалась жара меж дверных пролётов,
И завидовал месяц торшерному полукольцу,
Ты сидел у нагретой духовки вполоборота:
Из тебя сочилась гниль и текла по лицу.

Загружу панихиды и крики косаток в плеер,
Будут палатки расставлены, как скиты.
Если я заживу подальше от севера,
Обещаешь, что тогда заживёшь и ты?

Небо, как бесцветная хилая девка
Без колен и локтей, запечатанных синяками,
Демка потерь, сожалений пятнистое зеркало,
Атом минут – неточащийся синий камень.

Пахнет ребёнком и мёртвой забитой рыбой.
Мы не воду, а запах смерти носим тазами.
Каждый полярник – просчёт, опрометчивый выбор,
Псина с опалёнными горем глазами.

А на мне всё заживает, как на собаке:
Прозвища, сны, ножевое, как стёршийся ладан,
Что теперь лишь подтёк на свитере цвета хаки,
Про который я всем говорила, что это помада.