В нынешние времена многие мои ровесники и друзья, да и люди постарше с каким-то сладостно-болезненным удовольствием и целой гаммой различных чувств вспоминают так называемые «годы застоя». Эти эмоции похожи на ностальгию. Кто-то тоскует по советскому строю, кто-то – просто по своему детству и молодости. Мне тоже знакомы подобные мысли, чувства и воспоминания. Это было то время, когда жизнь была не такой уж сытой, но, в общем-то, благополучной и спокойной. Большинство жителей СССР свято верили в светлое будущее. Даже если и не в коммунизм, когда «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям», то, по крайней мере, в такое будущее, когда каждому – по справедливости. Народ любит, чтобы – по справедливости.
А ещё наш народ очень любит праздники. Самый любимый праздник у наших людей – Новый год. И знаете, что мне кажется? В наши дни новогоднее приветствие «С новым счастьем!» стало уже просто устойчивым словосочетанием, мёртвым символом. И если такое восклицание кого-то ещё радует, то лишь благодаря выпитому фужеру игристого вина, или другого напитка. А может, ещё и из-за воздействия внешних атрибутов праздника и предвкушения застолья с особым, не будничным меню. А в те, советские, времена не только дети, но и взрослые действительно ожидали от наступающего года перемен к лучшему, более счастливой и радостной жизни…
Так о чём это я? Ах, да! Про Новый год. Для нас, советских школьников, новогодний период был связан, помимо праздничной календарной даты, ещё и с длительными каникулами, а также с массой всяких развлечений и маленьких радостей, характерных именно для этой поры. Зимние игры во дворе, хождение в гости друг к другу, весёлые комедии и мультики по телевизору, праздничные столы с газировкой и мандаринами, закупленными впрок… Одним из неотъемлемых атрибутов Нового года, особенно важным для мальчишек, был обычай устраивать праздничный фейерверк. Это было совсем не то, что происходит сейчас. Тогда не было в продаже специальной пиротехники для праздника. Под бой курантов в небо запускались немногочисленные сигнальные и осветительные ракеты. Запускали их из специальных сигнальных пистолетов или ручных ракетниц, люди, которые по долгу службы или стечению обстоятельств, имели такие устройства. Ну, ещё можно было сигнальным патроном с ракетой бабахнуть из обычного охотничьего ружья. Если, конечно, и такие патроны, и ружьё (с соответствующими документами на него) были в наличии. Ну и, помимо ограниченного количества висящих в небе разноцветных ракет, добавляли праздничного настроения самодельные бомбы, так называемые взрывпакеты.
Взрывпакеты люди делали из различных компонентов прямо в домашних условиях. Занимались этим, разумеется, в основном парни от двенадцати до семнадцати лет. Но иногда увлекались самодельной пиротехникой и взрослые энтузиасты. Самый простой «рецепт» бомбы: взять обычный порох и плотно его упаковать. Обратите внимание на родственные, однокоренные слова: упаковать, паковать, пакет, взрывпакет. Ну и, конечно, требовалось обеспечить каким-то образом воспламенение боевого заряда. Чаще всего это делалось по принципу старинных фитильных ружей: взрывпакет имел отверстие, в которое вставлялось некое подобие фитиля, либо возле отверстия были примотаны ниткой несколько спичек, чтобы зажечь заряд, чиркнув спичками об спичечный коробок.
Помимо пороха применялись и другие вещества: селитра, магний, природная сера и прочее. В наших краях самым популярным был вариант взрывпакета, где в качестве взрывчатого вещества использовалась смесь магния и перманганата калия, то есть обычной марганцовки, которую тогда свободно можно было купить в любой аптеке.
Как известно, магний – это такой металл, который, как и некоторые другие из цветных металлов, хорошо горит, особенно в виде металлических опилок. Его даже применяли раньше для фотовспышек, во времена самых первых фотоаппаратов, примитивных и громоздких. Чтобы использовать магний для изготовления самодельной бомбы, его для начала нужно где-то раздобыть. Этот металл, будучи очень лёгким, как, например, и алюминий, но при этом гораздо прочнее алюминия, широко применялся в промышленности, и главным образом, – в авиастроении. Вероятно, применяется и до сих пор. К нашему счастью, на окраине города, недалеко от нашего микрорайона, находился военный аэродром, на котором кроме авиационной войсковой части был также авиаремонтный завод, именуемый в народе «рембаза». Надо ли объяснять, что с основным компонентом взрывной смеси у нас проблем не было? Помимо лётного поля, парка боевых реактивных самолётов и рембазы на территории аэродрома имелось ещё и так называемое самолётное кладбище. Это была свалка старых боевых машин, полностью выработавших свой ресурс и списанных из состава ВВС. С них были сняты реактивные турбины, вооружение, почти все приборы и некоторые другие ценные детали. Издалека эти истребители и бомбардировщики смотрелись как новенькие. Но вблизи было видно, что их основательно выпотрошили, оставив лишь крылья, хвост, пустой фюзеляж и шасси́.
Шасси́! Вот мы и подошли к самому главному. Колёса военного самолёта были изготовлены полностью из магния, за исключением шин, сделанных, естественно, из резины. Кроме колёс магний был использован и в некоторых других деталях летательного аппарата. И об этом знал любой школьник, обитающий у нас, как мы выражались, «на районе». Авиа-свалка находилась на самой окраине огромной территории аэродрома. Этот кусок земли не охранялся вооружёнными часовыми, как более важные объекты. И проникнуть туда, преодолев ограждение из колючей проволоки, для нас не составляло серьёзных сложностей.
Самолётные колёса, окрашенные снаружи в цвет хаки, а также другие детали из магния, разбивали большими кувалдами или пилили на куски. А потом, чтобы приготовить металл к использованию его в качестве компонента боеприпаса, его оставалось всего лишь превратить в опилки. Обломок самолётного колеса зажимали в тиски и начинали усердно работать напильником. Чем больше был напильник, и чем крупнее – его насечка, тем легче была задача юного пиротехника. Некоторые редкие счастливцы имели дома, или где-то в отцовском гараже, станок с точильным камнем или фрезой, они могли заготавливать магниевые опилки в больших количествах без особого труда. Кое-кто для получения опилок пользовался также электродрелью, нещадно дырявя зажатый в тисках «огрызок» колеса.
Вторым компонентом взрывной смеси был перманганат калия, чёрный порошок, который при разведении его в воде превращался в обычную марганцовку, раствор розово-сиреневого цвета, широко применяемый в различных медицинских и бытовых нуждах. Я никогда особо не увлекался химией, не очень хорошо знал этот предмет. Но ребята, разбиравшиеся в этой науке, объясняли мне, для чего нужен в бомбе перманганат калия, или марганец, как мы его называли. «Марганец, – говорили они, – при нагревании выделяет кислород, необходимый для горения магния». Я сейчас уже точно не помню, в какой пропорции смешивали два этих компонента. То ли один к одному, то ли два к трём… Ещё был вариант смеси магния с селитрой. Но он был актуален в тех местах, где селитру было легко раздобыть: обычно её доставали где-то в сельской местности, где она применялась в качестве удобрения. Наш «стандарт» был неизменен: магний плюс марганец.
Само «тело» боеприпаса делалось из плотной бумаги или тонкого картона, скрученного в трубочку. Порой применяли и обычный тетрадный лист, но предпочтительней была плотная лощёная бумага или картон. Особенно для этого были хороши праздничные открытки большого формата или почётные грамоты, которых в те времена было навалом, а также обложки некоторых журналов. Бумагу или картон наматывали в несколько слоёв на карандаш, потом загибали один конец получившейся трубы и приматывали его к самой трубе нитками или тонкой проволокой. Потом вынимали карандаш. Получалась так называемая гильза. В неё насыпали уже подготовленную, тщательно перемешанную смесь, и тем же карандашом плотно её трамбовали внутри, почти до состояния затвердевшего цемента. И, загнув второй конец гильзы, туго приматывали и его. И вот готова трубка из нескольких слоёв бумаги, с симметрично загнутыми концами, плотно запечатанная с двух сторон, с боевой начинкой внутри, спрессованной со страшной силой. Оставалось самое последнее. Примерно в середине гильзы шилом аккуратно делалась маленькая дырочка. В неё наталкивалась масса со спичечных головок, примерно с трёх-четырёх спичек. И затем к этому месту приматывались ещё несколько спичек: одна прямо вплотную к дырке, а остальные – рядом. Сейчас бы мы всё это примотали какой-нибудь клейкой лентой. Но тогда скотча не было, а простая изолента была очень ценным материалом, поэтому использовали либо тонкую проволоку, либо обыкновенные нитки. Для подрыва взрывпакета нужно было чиркнуть об коробок одной из спичек. Разумеется, не той, которая рядом с дыркой, а той, которая – крайняя с другой стороны. Спичка вспыхивала, от неё воспламенялась следующая, потом – следующая, и так огонь секунд за пять добирался до самого́ боевого заряда, то есть смеси, находящейся внутри. Этих секунд было достаточно, чтобы метнуть бомбу подальше от себя. Затем следовала ослепительная вспышка мгновенно сгорающего магния одновременно с оглушительным звуком взрыва, появлялось и приличное количество дыма. При правильном соблюдении технологии изготовления взрывпакета взрыв получался не менее громкий, чем звук выстрела из винтовки или разрыва ручной гранаты. Здесь решающим фактором была сила, с которой взрывная смесь утрамбовывалась внутри боеприпаса. Чем плотнее и твёрже был заряд, и чем прочнее – оболочка бомбы, тем сильнее получался взрыв. То же количество смеси, рассыпанной на земле, сгорало почти столь же быстро, с яркой вспышкой, но звук был мало похож на взрыв, а по громкости – сопоставим с хлопком открывающегося автоматического зонта.
Между делом упомяну, что мы экспериментировали с целью усилить мощность взрыва. Например, путём увеличения размера снаряда и количества боевой смеси. Однажды мы взяли агитационный плакат из очень-очень плотного лощёного картона. Вместо карандаша намотали кусок этого плаката на ножку стула, которая, как вы понимаете, намного толще, чем карандаш. Получилась гильза для взрывпакета объёмом примерно с двухсотграммовый стакан или даже больше. Смеси ушло как на пятнадцать или двадцать обычных бомбочек. Но результат не был столь впечатляющим, как мы надеялись. Вспышка, конечно, получилась огромная, и дыму было достаточно, но взрыв был не намного громче, чем от обычного взрывпакета. Был сделан однозначный вывод: не рентабельно!
Ещё хочу заметить, что такие наши самодельные гранаты были гораздо мощнее современных китайских и отечественных петард, тех, что сегодня продаются в магазинах фейерверков. Разумеется, я не сравниваю наши бомбы с профессиональной пиротехникой, которую сейчас используют кинематографисты для имитации взрывов. Мы, конечно, не испытывали особого страха, взрывая эти взрывпакеты. Даже иногда бросали друг другу почти под ноги. Или, шутки ради, рядом с группой девчонок. Вот визгу-то было! Разрушительная сила наших снарядов была невелика. Мы это знали и не боялись. Но всё-таки невольно вздрагивали, когда поблизости срабатывал взрывпакет, настолько оглушительным был взрыв.
Сейчас в Новый год часто привозят в больницы людей, получивших телесные повреждения от пиротехники, иногда довольно тяжёлые травмы и ожоги. А тогда, то есть где-то в восемьдесят втором или восемьдесят третьем году, от самодельной бомбы тоже можно было, конечно, пострадать, но это были пустяки. Предположим, у пацана бомбочка взорвалась прямо в руке. Ну, подумаешь, кожа лопнула, небольшой ожог. Родители его за ухо тащили в травмпункт, там ему накладывали пару швов, мазали какой-то мазью… И всё! Уже на следующий день он опять бегал по улице и швырял самодельные взрывпакеты. Только бросать левой рукой было уже немного неудобно. Ещё раз подчёркиваю: количество неприятных происшествий с новогодними бомбочками было ничтожным! Закрывая тему «взрывной травмы» хочу сказать, что, при теоретически возможных недоразумениях, ни со мной, ни с кем-либо из моих друзей или близких знакомых никаких серьёзных проблем никогда не случалось. Мы всё делали по науке, очень аккуратно, все действия были выверены и отработаны на практике. Если и были нештатные ситуации, то итог был совсем не трагическим. Например, взрывпакет рванул раньше времени или упал рядом с человеком. В результате чего самое худшее: кто-то был слегка оглушён или получил лёгкий ожог. Это при том, что мы с друзьями на своём веку извели этих взрывпакетов в количестве, сопоставимом, пожалуй, с несколькими десятками тонн в тротиловом эквиваленте.
Сама история, которую я хотел вам рассказать, довольно забавная, хотя ничего сверхъестественного в ней нет. Поскольку речь идёт о взрывпакетах, то вполне логично, что всё произошло в период новогодних праздников. А если быть совсем точным, то прямо в новогоднюю ночь.
Разрешите представить вам главного героя моего рассказа. Это молодой человек лет тринадцати, а может четырнадцати или пятнадцати. Обычный советский школьник. Зовут его Ваня. Он – мой друг и одноклассник, я вам про него уже рассказывал. Другие действующие лица этой истории – это родители Вани, а также их родственники и друзья, пришедшие к ним в гости вечером тридцать первого декабря с целью проводить старый год и встретить новый. Да, чуть не забыл, там был ещё старший брат Ивана, курсант военного училища. Поскольку в этот раз Ваня праздновал Новый год в узком, можно сказать – семейном, кругу, то никого из нас, его друзей, рядом с ним не было. Поэтому всё случившееся стало нам известно со слов его мамы, его брата, ну и самого Вани.
События развивались, как я уже сказал, у Вани дома. Обычная советская трёхкомнатная квартира, не самая просторная, но и не слишком тесная. Праздничный стол накрыли, разумеется, в зале, то есть в самой большой комнате. Зал был проходной. Войдя в него через одну дверь, можно было пройти дальше – через две: в комнату Ваниных родителей и на балкон. Балкон и был главным местом действия, ибо с него и планировалось осуществлять «бомбометание», то есть праздничный салют. Ещё одна, третья комната квартиры – это была комната Вани, доставшаяся ему по наследству от брата, когда тот переехал жить в казарму военного училища. Именно в этой своей маленькой комнатке наш герой провёл два или три предновогодних вечера, кропотливо и старательно заготавливая необходимый боекомплект. С таким расчётом, чтобы хватило не только на праздничную ночь, но и на следующие беззаботные дни каникул, да ещё осталось бы и на старый Новый год.
Обычно первые взрывы начинались сразу после боя курантов. Некоторые бросали взрывпакеты прямо с балконов или из окон, это были, в основном, жители верхних этажей, которым неохота было спускаться вниз, особенно если не было лифта или он не работал. Часто их бомбы рвались в воздухе, не долетая до земли, это было очень красиво! Другие выбегали на улицу и рядом с собственным подъездом с криками «С Новым годом! С новым счастьем!» приводили в действие свои боезаряды.
Наш Иван жил на четвёртом, предпоследнем, этаже. Он решил салютовать прямо с балкона. Балкон был обычный, не застеклённый. Стандартный балкон стандартной пятиэтажки из красного кирпича: узкая бетонная плита, ограждение по периметру и всё, никаких «наворотов». Была ещё перегородка из плоского толстого шифера между их балконом и соседским, расположенным вплотную. Возле этой перегородки стоял не то узкий шкафчик, не то этажерка для хранения стеклянных банок. И ещё на балконе была маленькая скамеечка, на которой могли с трудом уместиться сидя два человека. Как на всех советских балконах, так и здесь наружу торчали две палки с натянутыми верёвками для сушки белья. Если всё бельё не помещалось там, то, стоя на балконе, можно было обнаружить у себя над головой, прямо внутри балкона, если так можно выразиться, ещё несколько натянутых бельевых верёвок. Обычно за балконом вывешивали простыни и пододеяльники, а на этих верёвках внутри – полотенца, нижнее бельё и всякую мелочь. Одним словом, артиллерийский плацдарм у Вани был не ахти, развернуться – негде. Но и это всё – полбеды. Дело ещё вот в чём. Гостей ждали довольно много. А больших импортных холодильников тогда ещё не было, даже в таком относительно зажиточном доме, как у Вани. Обычный маленький холодильник на кухне был набит битком, при этом он не мог вместить и половины праздничных яств. Но, благодаря относительно холодной, по нашим меркам, погоде, кое-что из еды можно было держать на балконе. Кроме скамейки там поставили ещё две-три табуретки. И всё это было заставлено посудой: какие-то кастрюльки, огромные миски с «оливье» и «шубой», большое блюдо с грандиозным тортом «Наполеон». Довершали картину всеобщего изобилия висящие на гвоздях авоськи с мандаринами и копчёными колбасами и множество бутылок – прямо на полу.
Представляете, каково было моему другу в таких условиях организовывать праздничный фейерверк? Но его всё это не смущало! Его школьный портфель-дипломат почти до отказа набит маленькими, аккуратненькими, как с конвейера, бомбочками. Настроение – праздничное, самочувствие – бодрое! Что ещё нужно, чтобы как следует повеселиться?
И вот, наконец, бьют куранты! Иван, прихватив с полдюжины снарядов, выскакивает на балкон. Между ограждением балкона и скамейками с едой протискивается наощупь. Лампочки на балконе нет. А окно между комнатой и балконом запотело от жаркого дыхания толпы гостей и наполовину зашторено, то есть света почти не пропускает. К тому же небо заволокло снежными серыми тучами, и на дворе – темень. А глаза после ярко освещённой комнаты совершенно ничего не видят в морозном мраке. Да и бокал шампанского тоже юноше не добавил зоркости. Короче говоря, получилось как в анекдоте: «Видимость – ноль. Иду по приборам». Ваня приблизительно прикидывает, с какой силой надо размахнуться, чтобы взрывпакет упал не в кусты под окнами, а аж на дорогу. Ну, чтобы взрыв смотрелся эффектнее! Затем, для верности, Иван ощупывает руками пространство вокруг себя: впереди – балконные перила, за спиной – оконная рама, всё нормально. В свежем морозном воздухе отчётливо ощущается запах «селёдки под шубой» и мандаринов. Где-то в соседних дворах слышны взрывы. Иван, как дирижёр, поднимает вверх обе руки. Спичечный коробок и взрывпакет вскользь касаются друг друга где-то на уровне головы: движения – максимально экономны. Есть контакт! Короткий и энергичный замах над головой! Бросок…
Рука описывает только половину намеченной дуги и ударяется о натянутую через весь балкон бельевую верёвку, которую в темноте не было видно. Шнурок – капроновый, тонкий, но крепкий, он пружинисто останавливает руку бомбометателя. А сама бомба по инерции продолжает движение, вырвавшись из руки. Правда, траектория уже немного не та, что была запланирована. Всё ещё сохраняя энергию броска, взрывпакет встречает на своём пути… снова бельевую верёвку. Но уже ту, что натянута на палках за пределами балкона. Она тоже была капроновая, крепкая, натянутая как струна. Ударившись об неё и отпружинив, взрывпакет влетает обратно на балкон. Взрывотехник мог лишь заметить, что что-то мелькнуло со стороны улицы в сторону балкона. И, не успев ничего понять, он чисто инстинктивно зажмурился.
Взрыв между голой бетонной плитой и кирпичной кладкой стены оказался намного эффектней, чем он мог бы быть просто на холодном асфальте. А сильнее всего впечатлились люди в комнате, когда буквально в метре от них, за оконной рамой словно выстрелила гаубица. Огромную яркую вспышку во тьме кромешной было видно даже через плотные шторы.
А что же Ваня? В него граната не попала, она рванула где-то рядом. Иван не получил вообще никаких повреждений. Он просто на пару минут полностью ослеп и почти оглох. В ушах стояла трель школьного звонка, смешанная с гулом летящего авиалайнера. А перед глазами плыли розовые и сиреневые, как марганцовка, пятна, на золотисто-жёлтом фоне. Наконец, сквозь гул и звон, он услышал голос, словно доносящийся из подвала: «Жив?». Голос показался ему знакомым. Он вновь услышал: «Жив?». Это его звала его мама. Он бодро, но каким-то чужим голосом, отозвался: «Жив!», почти не слыша сам себя. Его затащили внутрь квартиры и стали лихорадочно проводить медосмотр на предмет ранений. Он вдруг понял всю трагикомичность произошедшего и стал глупо посмеиваться, как пьяный, не обращая внимания на причитания и ругань. В процессе медосмотра к Ивану стали постепенно возвращаться нормальные зрение и слух. В конце концов, стало понятно, что всё обошлось. Наш герой «обделался лёгким испугом», как пошутил кто-то из присутствующих.
Дальнейшие события сохранились в памяти их участников нечётко, как «смазанная» фотография. Кажется, у Вани отобрали все боеприпасы, отправили умыться и переодеться и вновь усадили за стол. Потом все пили шампанское, другие напитки, ели разные деликатесы, которые бывают только в Новый год и по большим праздникам, дарили друг другу подарки, смотрели «Голубой огонёк», пели, танцевали. И вообще, веселились, как могли…
Проснувшись первого января, часов в десять утра, Ваня вдруг вспомнил, что накануне ночью почему-то забыли подать гостям на стол мамино фирменное блюдо, его любимую «селёдку под шубой». Потом он подумал о чём-то другом. А затем – снова про салат: «Ну и хорошо, что забыли! Значит, мне сегодня больше достанется!». Он почувствовал, что прекрасно выспался, и те два или три фужера лёгких вин, что он выпил ночью, этому отлично поспособствовали. Ваня решил выйти на балкон, подышать свежим воздухом и посмотреть, что творится на улице.
В доме была тишина. В зале стол ещё был накрыт, но посуду убрали, осталась лишь ваза с фруктами и пустые бокалы. Гостей не было, а хозяева, по-видимому, крепко спали. Брат ещё ночью слинял куда-то к своим друзьям.
Выйдя на балкон, Ваня сразу понял, что не видать ему сегодня его любимого салата. Потому что так обожаемая им «селёдка под шубой» была уничтожена прямым попаданием мощного снаряда. Да, тот самый взрывпакет угодил в самую середину огромной миски. Фаянсовая миска была не очень глубокой, но широкой; она при взрыве уцелела. А вот её содержимое… Обрывки селёдки с ошмётками «шубы» разметало взрывом по всему балкону. Стены, пол, потолок, окна и все предметы на балконе были равномерно облеплены мелкими комками и брызгами из ингредиентов этого праздничного блюда. Всё было в сиреневых тонах, как будто кто-то зачем-то обработал всё марганцовкой…
Никаких, образно говоря, юридических последствий у этого ЧП не было. То есть Ваню никто не ругал, если не считать первых, стрессовых минут после инцидента. Его даже ни разу никто ни в чём не упрекнул. Видимо, мудрые предки решили, что ребёнок уже и так сам себя наказал, чуть не погибнув при взрыве. Так зачем его ещё как-то наказывать или пытаться воспитывать? Он уже и так всё понял, думали они. Конечно, Иван сам, добровольно, отмыл весь балкон от жирных пятен цвета марганцовки. А это было нелегко! Но на балконе потом ещё долго сохранялся едва уловимый запах селёдки. А вот миску отмыть не удалось, как ни пытались её тереть разными моющими средствами. На память об этом выдающемся событии в самом центре посудины осталось словно фотографическое отображение взрыва: чёрточки, как бы от разлёта осколков гранаты, и округлые разводы, похожие на клубы дыма. Одним словом, получилась миска с нерукотворным изображением взрыва. И даже было похоже, что эта «роспись» в пепельно-серых тонах создана кистью гениального художника.
Чтобы читателю было совершенно понятно, что всё закончилось не просто хорошо, а – как нельзя лучше, следует добавить ещё пару слов. У Вани были конфискованы только те взрывпакеты, что были изъяты на месте преступления. И, несмотря на проведённый в его комнате шмон, основной боекомплект обнаружен не был: никто не догадался, что школьный портфель-дипломат был использован в качестве тайника для хранения нелегальных боеприпасов. Так что его труды не пропали даром. И Ваня, гуляя в компании своих друзей, благополучно получал заслуженные порции положительных эмоций, приводя в действие свои бомбочки и наблюдая эффектные взрывы с оглушительным грохотом и ослепительно-яркой вспышкой. Он и с нами поделился, как настоящий друг. Каждый из нас тоже мог швырнуть парочку его взрывпакетов. Изготовлены они были действительно мастерски, качественно, словно на заводе. И, что характерно, все сработали чётко, без единой осечки. А хватило нам этого боекомплекта на все зимние каникулы. И даже на старый Новый год!
( август 2022 года )