Голос Аэлиты

Эдуард Струков
«Голос Аэлиты, любви, вечности, голос тоски,
летит по всей вселенной, зовя, призывая, клича, —
где ты, где ты, любовь?..» А.Н. Толстой



Очерствевшее сердце с дрожью валится в пропасть
от голоса неслыханной, неземной красоты и нежности,
пальцы Степанова едва не роняют на пол "айфон".
Никогда ещё не приходилось ему слышать вживую
такого хрустального, такого чистого тембра —
на секунду Степанов полностью теряет дар речи.

На дворе конец десятых, шумит Садовое кольцо,
всё происходит в небольшом уютном офисе,
где постоянно проводятся какие-то мастер-классы,
тусуются ухоженные дамы, обсуждающие косметику.
Степанов изволит приезжать сюда весьма редко,
он тоскует по большим заводам, по масштабам.

Утром они в пух и прах разругались с партнёром,
который остаётся ярым поборником CRM-систем,
верит в торжество программного обеспечения,
считая увеличение продаж просто делом техники —
сажаешь девочку за телефон обзванивать клиентов,
даёшь ей в помощь шаблонный текст, и дело в шляпе.

Степанов, напротив, ненавидит "холодные звонки",
он прекрасно знает, как раздражают клиентуру
все эти акции, бонусы и прочая маркетинговая хрень,
частная жизнь должна быть неприкосновенна —
когда клиенту приспичит наконец купить товар,
то он сам выберет, что и где ему приобрести.

Торговать продукцией "лакшери" в России стрёмно,
здесь покупают дорогие вещи всегда по случаю —
бывает, забежит какой-нибудь полковник за подарком,
но не жене своей, а супруге вышестоящего генерала,
и всегда нежданчиком, безо всякого CRM-обзвона,
по известной московской системе "казала-мазала".

Использует дорогую косметику в Москве средний класс,
который куда-то исчез, не успев толком появиться —
где они, все эти гламурные красавцы/вицы нулевых?
Зато звонит леди из Тюмени, владелица сети заправок,
подаренной ей папиком — мадам желают непременно
торговать на своих заправках косметикой «лакшери».

Не так давно приходят две подруги откуда-то из Украины,
покоряющие Москву — те предлагают ходить по офисам,
таская за собой сумки с товаром, торговать вразнос —
да кто ж купит в Москве с рук косметику "лакшери"
у двух весёлых девах с характерным южнорусским "гэ"?
"А шо? Ой, а у нас так принято, може, к нам поехать?"

Когда Степанов в очередной раз выказывает своё "фи",
партнёр начинает пенять Степанову на его барство,
дескать, хорошо сидеть и критиковать — помог бы,
вот новых операторов набирают сейчас в колл-центр,
взял бы да устроил девицам хороший мастер-класс,
или хотя бы — прослушивание с разбором полётов.

Степанов сгоряча соглашается, потом сидит и скучает —
попадаются ему одни тараторки с заученным блеянием,
их легко сбить с толку или поставить в тупик вопросом,
нет у девушек полёта, хищного азарта к продажам,
желания обольстить клиента, убедить и очаровать —
что такое маркетинг, как не соблазнение простака?!

Степанов вспоминает, как во вторую чеченскую войну
он умудрился продать в Дагестан пару комбайнов
благодаря обычной "серой мышке", бывшей уборщице,
матери-одиночке — они тогда набирали кого попало,
завод стоял уже пятый год, кто бы толковый туда рвался —
сидели и обзванивали старых советских клиентов.

Как же её звали? «Мышка» с кем-то недолго поговорила,
потом со страхом протянула Степанову трубку: "Вас".
На том конце провода оказался помощник министра,
они встретились в Москве, и Хаджи — так его звали —
спросил у Степанова про "мышку": "Кто такая, э?
Такой красивый голос, наверное, красавица, э?"

Эта "красавица" перепугалась тогда до полусмерти —
она набрала номер приёмной дагестанского министра,
ей ответил он сам, потом передал трубку помощнику —
вышла необъяснимая, просто фантастическая ситуация,
республике дали денег на покупку рисовых комбайнов,
но зачем тратить шальные деньги без всякого интереса, э?

Тут-то степановская "мышка" и попала в самый цвет,
Степанов понял Хаджи с полуслова, выслал контракт —
ох, как забегали в городе чекисты, банкиры и бандиты,
когда на счёт мёртвого завода упали живые миллионы,
на которые Степанов тут же закупил нужное сырьё.
"Кому повезёт, у того и петух снесёт!" — говаривал Жеглов.

Степанов не поскупился, выдал "мышке" огромную премию,
но работать она не стала — уволилась, опять вышла замуж.
Но легенда осталась, более того, пошла гулять по стране,
смежники начали позванивать ему, предложили дружбу,
через год Степанов рассчитался с долгами и забурел,
обрёл голос на совещаниях в администрации — везунчик!

А сейчас он слушает голос новоявленной Аэлиты и страдает,
не зная, как поступить — чистота и безнадёжность пугают,
таким ангелам не место в колл-центрах, они сгорают там,
навсегда теряют веру в людей, начиная всех ненавидеть.
Что он может сделать? Что ему предложить этой девушке?
Вся страна помешалась на чёртовом сетевом маркетинге...

Девушка читает текст, написанный наспех Степановым,
он слушает её, что-то отвечая — впопад или невпопад? —
сдавленным от подкатившей к горлу нежности голосом,
и это невыносимо — сердце его разрывается на части.
Откуда эта сентиментальность, что за крокодиловы слёзы?
Нет, напиться сегодня вечером, набубениться до чёртиков!

Степанов проклинает себя, Москву за окном, жизнь —
проще всего было бы умыть руки: "Да пусть работает!"
Но не может он так поступить, это будет против его совести,
поэтому Степанов звонит партнёру и выдавливает из себя
железобетонное резюме законченного прослушивания:

— Третью, пятую... и особенно последнюю — не берём.