Не мне, Мариночка, не мне
тебя учить здесь, как воблу чистить.
Ты чистишь так, как, может быть,
никто не чистит.
Её ты мечешь на верстак (смотри, простак!)
ты ручки держишь так
и ножки ставишь так.
Рубанок в руки и ну — чистить.
А я, не в силах вынести такое совершенство,
бегу за пивом в области неженские.
***
Я возвращаюсь с жбаном пива.
Помят, но без единой жалобы.
Сияет вобла, как сапфир.
Иногда ты рядом ставишь сыр.
Я против сыра возражал бы,
блюдя чистоту жанра.
Но молчу, боясь нарушить мир.
Мы приступаем в относительном благополучии.
Но у любой реки — свои излучины,
водовороты, водопады.
Мы к ним давно приучены.
Уж над столом летают сушки с солью.
Ты дребезжишь бемолью.
Я жбан освобождаю из авоськи,
ты вилочкой ерошишь мне волосики.
В окне сияет луч заката.
Но дальше всё скользит покато,
как ночью финн по снежной просеке;
как белый призрак с автоматом
на груди, и со штыком на поясе.