Ожидание
Арт-берёзы тянут голые скрюченные дистрофичные руки к голове девушки. А она читает зелёную книжку.
Вглядываюсь. «Храп…». «Харп…» Ну, поверни чуть-чуть.
Повернула. Точно: «Харпер»; больше не видно. Похоже, что Харпер Ли. «Убить пересмешника»?
«Убить» – ключевое слово.
У девушки зелёные ногти. На коленях девушки лежит голова спящего парня. У него зелёные кроссовки; сохнут под сиденьем. Наверное, у них берёзовое амбре. Так бывает: под сухим деревом – вечнозелёное. Вот такой ансамбль.
Подумалось: ожидание – это наказание.
По проходу едет огромная тележка с вёдрами, щётками и пластмассовыми ящиками. Чистилище?
Палач очень медленно опускает топор. Надо придумать соответствующее преступление. Ничего не приходит в отягчённую голову.
За проходом кучка поляков ест.
Требующий возмездия любопытный народ у эшафота?
Наверное, в кафе дорого (за углом махонькая самса за 350 рублей – это действительно слишком, даже если из тандыра), поэтому едят купленную в городе колбасу, сыр, хлеб, пьют пиво. Столом у них – одно из синих металлических сидений в дырочку. Скатертью – прозрачные целлофановые пакеты из супермаркета. Двое сидят рядом, четверо – на следующем ряду, повернулись к «столу». Пшекают, кое-что можно разобрать. Например. Банка пива за 90 рублей – даром. «За ниц?» – это смеётся парень и хвастается полуторалитровой за 150. Девушка прямо в пакете
режет колбасу на цилиндры, передаёт их страждущим и голодным, не замечает, что приличный остаток колбасного кружка падает под кресло. Спохватываются, ищут, не
видят, начинают спорить: «Кто ядл?» Я подождал, но они не ищут, а спорят. Я усмехаюсь, отрываю голову от плахи, подхожу, поднимаю пакет с колбасой с мраморного блестящего пола и подаю девушке. Они довольны и смеются над собой и благодарят «бродата пана».
Возвращаюсь на место.
Ещё дальше за оградкой висят чёрные колпаки. Они освещают столики. Чуть в стороне двое оживлённо разговаривают друг с другом: оба в телефон. Двое других парней смартвспыхивают себя с пивом. На самом деле это – кофейня. Название еле разбираю из-за стилизации, читалось: «Шокозадница». По бокам вывески – очень стилизованные белопенные пупсы-ангелы. С той стороны ангелы, с этой
стороны ангелы, почему посередине чертовщина?
А казнь идёт своим ходом. Зеваю: голова готовится к отсечению.
По проходу, теперь в другую сторону, едет огромная тележка с вёдрами, щётками и пластмассовыми ящиками. На этот раз разглядел, что сбоку её толкает миниатюрная соломинка-киргизка, а не св. Пётр с ключами. Останавливается возле штендера с рекламой часовни арх. Михаила. Достаёт губку. Трёт щит минут пять. Пн-вс 10:00-19:00, служба вт, чт 12:00.
Да, не смогу потребовать отпущения грехов. Поздно.
Слышу от свидетелей, сразу в третьем ряду от эшафота: «Лазер» – это от библейского «Лазарь», потому что воскрешает. Где мой лазер-указка? Уши бы не слышали, глаза бы не видели…
Закрываю глаза.
Ещё скучнее.
Открываю глаза и сразу вижу собаку.
Она мне ниспослана? Чтоб прекратить мои мучения?
Собака стоит у ног и просит милостыню. Преданными глазами. Длинным розовым языком. Понял: за услуги надо платить. Достаю из пакета тот самый обронённый остаток краковской колбасы и, отламывая ровные кусочки, осторожно даю собаке. Она деликатно двумя зубами берёт, а выпавший на ладонь комочек сала слизывает. Собака всегда чует своего потенциального хозяина. Если и тяфкает, то в сторону возможной опасности. И это делает с чувством собственного достоинства: отрабатывает честно. Встаю и иду.
Семенит следом, поджав хвост. Только сейчас соображаю: а как она сюда попала? Оборачиваюсь. Зря подумал: собаки нет. Спасибо.
Девушка сломала зелёный ноготь и теперь маникюрно его остригает.
В кофейне у посетителей чёрные кляксы на губах: у кого эспрессо, у кого американо, у кого черника, слизанная с пирожного.
На книжном лотке пестрота. Томики лежат кверху брюхом… Стоят, как свечи… Зажигаю взглядом за будущий упокой. Книги отлично горят, это не рукописи.
Как в пещере. Зову: «Ты где?..» Отвечаю после паузы: «Ясно!»
И вдруг вижу, как взлетает мой самолёт, поднимается выше, выше, пробивает облака, а наверху – звёзды созвездия Гончих Псов. Неужели всё? Кончилась эта растянутая казнь?
Открываю глаза.
Какие неудобные сидения. Бок болит. До вылета ещё полночи.
Испытание
Сваха подарила на день рождения хлебопечку. Ну, типа, не захочешь за хлебом бегать, так сам себе буханку слепишь. В крайнем случае жена поможет.
– Ну да! Мне больше делать нечего!
– Подумаешь, фифа! Да ничего трудного нет! Сыпанул муки, нажал на кнопку – и кирпич сам выскочил!
– Главное, чтоб не по голове!
– Главное – не забыть воткнуть вилку в розетку!
– Вилки не перепутай.
Как она сказала, так и сделала.
Как я сказал, так и сделал.
И начал испытывать прибор. Распаковал, достал, протёр, открыл рецепты. А там!.. Двадцать пять сортов хлеба!
– Тебе какой? – кричу из кухни. – Ирландский, гамбургский, английский с ветчиной, эстонский безглютеновый?
– Я батон пожую! Вчерашний!
– Я его ночью с салом съел!
Народ в ответ безмолвствовал. Только телевизор пел:
Ой, кекс, багет, колоски пшеничные!
Польза есть, что хлеба нет, жизнь устрою личную.
Ну и ладно. Хлебопечку вот соберу…
Всё по инструкции: открыл крышку, вставил чашу для выпечки с антипригарным покрытием, начал втыкать лопасть для замешивания… Бог мой! Да она размером от другой печки! Пришлось спилить лопасть сантиметра на два, чтоб проворачивалась. Зашлифовал, ошкурил – как с завода!
Выбрал «Воздушный белый хлеб». В гамбургском надо желток отделять, а в карельский паприку сыпать.
– У нас паприка есть?
Народ опять-таки безмолвствовал. Телевизор нудил
какой-то сериал, но в памяти крутилось:
Ой, блин, батон, веточка смородины!
Да горят они огнём – все запасы Родины.
И что там с запасами Родины? Достал бутылку с молоком. Его 120 мл надо, как и воды, а молока – на донышке.
Разбавил водой. Как раз четверть бутылки, 250 мл.
И начал заполнять: влил, насыпал. Муки аккурат 500 грамм – последняя, по сусекам скрёб. В конце дрожжей мимо чайной ложки насыпал. Пересыпал, наверное. Может,
старые: повезёт.
Закрыл, нажал и, пока перемешивалось, ушёл к телевизору. Там шло ток-шоу:
– Будет тебе новое корыто!
Она не поверила, оторвалась от высокой политики и пошла глянуть на презренный быт. Я за ней: думал, похвалит.
– Ты, что ли, на блины тесто готовишь? Там болтушка какая-то!
– Всё по рецепту! – и тут сообразил, что бутылка двухлитровая, значит, влил аж пол-литра! Что делать? Может, слить половину, а жена ещё и блинов испечёт?
– Испеку, отливай!
Жена покладистая, но вредная:
– Только муки в хлеб всё равно добавь! – и ушла морально готовиться к внеочередной Масленице.
А муки-то и нету! О! Зато есть манка! Сыпанул остатки.
Перемешалось. О! Уже как на оладьи. Одна надёжа: говорят, что манка разбухает…
Потом – по закону жанра – тесто начало подходить и лезть из хлебопечки. Я его вилкой потыкал, пузыри лопнул, прижал как следует. Неужели дрожжи свежие были?
Когда хлебопечка запищала, ознаменовывая готовность каравая, я открыл крышку и ужаснулся. Тесто всё-таки вылезло из чаши, поднялось до крышки и тут его припекло.
Бока подрумянились, а мокрая середина провалилась. Я в дыру излишние обломанные бока засунул и включил режим допекания. Потом ещё раз. Но жижа там всё равно плескалась, а из неё живописно торчали румяные обломки.
Попытался разобраться, в чём дело. И дошло: поднявшаяся масса залепила все просветы между чашей и стенками и не пропускает горячий воздух. Поэтому сверху тесто оставалось девственным. Лишнее опять отломал и засунул в ту же жижу. Не пропадать же добру? И снова допекать.
Жена заглянула на кухню:
– Что ты как в старину вокруг русской печи носишься? И без ухвата! До света успеешь? Я спать!
За полночь я сдался. Кое-как вытащил чашу, а из неё – то, что испеклось.
Получилось очень красиво снаружи: натурального цвета благородной бронзы. Сверху было какое-то уродство, но я это сорочье гнездо отпилил ножовкой по металлу. Шлифовать и ошкуривать не стал. Попробовал пальцем серёдку: к утру высохнет! Главное – верить в себя!
Обессиленный, я добрался до дивана в зале и бросился в его объятия. Снились топь с гатью.
Утром проснулся: жена с семи часов маршировала из кухни и обратно, чем-то гремела и стучала. Вкусно пахло блинами.
Я, шатаясь, добрёл, опёрся о притолоку и открыл глаз.
Она это заметила:
– Ты всю кухню кусками хлеба и крошками засыпал!
– И ты каждую крошку носила на балкон голубям?
– А кирпич у тебя удался на славу! Зубило не возьмёт!
– Взяла бы отбойный молоток, громче стучит!
– И почему ты не вытащил лопасть из буханки?
– Где твоя инженерная мысль? Там есть специальный
крючок!
– Не помогает! Нужен домкрат!
– А ногой упиралась?
Пришлось открывать второй глаз и идти за хлебом в магазин, а заодно за мукой и манкой. Зато аппетит нагулял.
За блинами с мёдом думал: испытания прошли хорошо.
И гадал: что ещё сваха подарит?