Времена межвластья толще,
крутанулись у висков.
Кто там смутою полощет
тонкорядье голосов?
Колоколенные губы кто увесисто пришиб? -
Людный колокол да любый,
звучный колокол души!
- Что ты мелешь спозаранку,
вече вечное зовешь?
- Во царевичевой ранке
искупался острый нож.
- Что ж, возможно лихо духа
так озлобленно к нему.
Прочь сварливая старуха,
нянька бредням и уму!
Распускаешь злые вести,
прячешь бабий недогляд.
Изловчился, знать, наместник
да прислужек царских ряд?
Смута гонит баламута,
бъёт зубилом под кадык,
Вещий колокол подспудно,
губно к горестям приник,
цедит людно, цедит спешно
непроцеженную весть -
о юдоли неизбежной,
да кому на царство сесть...
Сестры братьям не помеха
и не ведая греха,
горя лютую прореху
ворочают вороха
казней - "дарственную милость",
ссылку в тридевять земель...
Зряшно с челядью молилась
колоколенная медь.
Оболгали, как девицу,
обокрали, как дитя,
и язык - на половицу,
и - бездушно костеря -
пояснично - батогами,
стыдобищами круша,
чтоб младенческими снами
не проклюнулась душа,
чтоб в оболганном и пьяном -
кто-то правдой не плеснул,
чтобы в чуждом стане пана
Голос вещий не блеснул...
Недоверия потуги
пострашнее смутных дней.
Срежут ратные подпруги,
в поле выпустят коней,
опояшут землю ржаньем,
шляхте двери отворя,
запечётся юшка ржавью
молодого звонаря.
Будут Угличские стены
долго на небо стенать
про боярские измены
да кичливых татей стать.
Чтобы Речи Посполитой
в землях русских не звучать,
дайте совести отлитой
помолиться при свечах.
дайте голосу народа
тяжбой души отогреть, -
колоколенной свободой
отольется в злато медь!
Перепуганною жаждой
Обезмоленной, навзрыд,
Пусть души коснётся каждый,
Вскроет горестный нарыв.
Пусть теснятся самотёком
По ланитам площадей:
Небо - с самого истока
Да молитвы звонарей.
Пусть! Пустому будет пусто,
Нечем на Небо глядеть...
Отливается в искусство
колоколенная медь.