Протянув две руки к голове исполина
Она нежно лаская обнимала за шею.
И улыбкой в тот час озарялась равнина,
Ведь дороже его ее сердце не знало.
И она напевала колыбельную песнь,
Что когда-то, бывало, напевал ветер ей:
– Спи скорее, дитя, уходя в мир иной.
Ну, а завтра опять возвращайся домой.
Ну, а завтра опять будь живой.
Будь живой...
Он же, в подтверждение чувств,
Прислонялся к плечу ее, громко сопя.
И лизал ее смуглые крепкие руки – те единственные руки, которые он познал и те единственные, которые боготворил.
А еще он плакал. Плакал по-настоящему. Плакал навзрыд.
Так плачут только от безысходности либо от счастья.
Он любил ее.
Очень.
А она, лаская его огромную черную морду, все продолжала:
– Спи, мой зверь, завтра будет новый день.
Закрывай глаза, я с тобой навечно, навсегда.
Я с тобою навсегда...
Ночь подступала все ближе, и на небе уже загоралось бесчисленное множество огней. Это сами предки наблюдали за ними.
Где-то поблизости начинал раздаваться басовитый рев – дикие кошки выходили на охоту. Наступало их время – время их жизни и время смерти для других...
– Спи скорее, дитя, уходя в мир иной.
Ну, а завтра опять возвращайся домой.
Ну, а завтра опять будь живой.
Будь живой...
Однако девушке и рогатому зверю было нечего опасаться. Там, в самом центре саванны, укрывшись за кустом терновника, они пребывали в полной безопасности. Предки оберегали их.
А еще, они были вместе. Они всегда были вместе.
– Спи, мой зверь, завтра будет новый день.
Закрывай глаза, я с тобой навечно, навсегда.
Я с тобой навечно... Навсегда...
...ВСЕГДА...