Ярославские стены, Коровники,
Там инспектор тюремный не спит,
В изоляторе следственном новенький
На убогоньких нарах лежит.
Тишина с серой ленточкой тоненькой,
Непонятный восторг подавив,
За сосновым изрезанным столиком
Уплетает бесцветные щи.
В лазаретах лишь стонут ретивые,
Шелестя арестантской листвой,
Посылая приветы тоскливые
Пацаненку за сирой стеной.
Он ведь сам и не знает за что его,
Не украл, не избил, не распял,
Все по жизни жестоко и дорого,
Кто-то веру у парня отнял.
Может Бог обернется и сжалится,
Приготовит к прыжку всех калек,
За окном только дождик злой скалится,
В изолятор спеша на ночлег.
Прижимаясь к чахоточной малости,
Отчеканив пустое Прости,
Видно дождь до отчаянной старости
Будет комкать чужие пути.
Осень ляжет на спинку янтарную,
Обнаживши луга да жнивье,
Ведь судьба пацана очень странная,
Он забыл даже Имя свое...
Все смешалось в душе, знать опешило,
Мрак отчетливо пишет слезой,
На обманном Святое замешано,
Если Бог прикоснулся рукой.
Вроде жил он когда-то на хуторе,
Что-то ткал, что-то шил, починял,
Может матушка Божья укутает
Пацаненка в добротный саван.
Непонятно за что его заперли,
Что-то видно увидел пацан,
Как жестокие люди на паперти
Собирали малюток в Афган.
Что-то слышал про органы, почечки,
Про пречистую детскую кровь,
Видел как перочинные ножички
Раздавала мальцам чья-то Боль.
Кто-то всунул ему пару шкаликов,
Поллитровок с нелепым питьем,
Знать сидит в полумраке за Маленьких,
Позабывши родных и житье.
Знать подставили парня, обгадили,
В исправительной роте не мед,
Колдуны сердобольного сглазили,
Но пацан ведь хороший, не врет...
Дождь идет, неосознанно серенький,
Всхлипнет тучка в руках темноты,
Из березок прекрасные веники
Для заплеванной злой наготы.
Ведь на Духе сто ран и опарыши,
Нужно лезвием кожу срывать,
За какие жестокие барыши,
Отдает свое Детище мать?!...
Дождь звучит, дождь за стенами злобствует,
Каждый думает здесь о своем,
Осень нищая горестно вдовствует,
Обвязавши стан грязным ручьем.
Погибают здесь люди, рождаются,
Чадом жутким пропитан закат,
Пацаны в мужиков превращаются,
В кровоток запустив листопад.
Все кончается здесь, начинается,
За тюремной, казенной стеной,
Можно долго мучительно каяться,
Вдруг поняв, что Бог узник святой...
Пока мир на куски не развалится,
Свет привязан к Планете Слезой...
Пока кто-то во тьме закаляется,
Молчаливо шьет раны Любовь...
Ну а вдруг даже Зло разрыдается
Под урчание всех Жерновов...