Мой старый попугай, ты нелюдим
И презираешь разговор пустой.
Ты помнишь грохот пушек за кормой,
Агонию и крики, кровь и дым,
Звон стали в капитановой руке,
Он победил, хоть жив едва-едва...
И клонится угрюмо голова,
Копаясь клювом в старой шелухе.
Ты видел жизнь, без доли хвастовства,
Людей любых, от добрых до худых,
К одним тянулся, проклинал других
К чему беречь за пазухой слова?
Топорщишься, но вновь не говоришь.
Тем, кто не видел, тем не объяснишь.