Белые снегири - 49 -полностью-

Владимир Остриков Белые Снегири
"БЕЛЫЕ СНЕГИРИ" ИЩУТ МЕЦЕНАТА
ПОМОГИТЕ «БЕЛЫМ СНЕГИРЯМ»



Журнал «Белые снегири» – издание благотворительное
и безгонорарное, распространяется среди участников
литературной студии, членов-гарантов литстудии и
благотворительных фондов при оплате ими почтовых расходов.


За достоверность фактов, точность фамилий, географических названий
и других данных несут ответственность авторы публикаций.
Их мнения могут не совпадать с точкой зрения редактора.

Адрес редакции: 356885, Ставропольский край,
г. Нефтекумск, ул. Волкова, д. 27
Контакты:
e-mail: vlados171@mail.ru
Тел: 8 906 478 99 78

Журнал на сайте "Стихи.ру":
http://stihi.ru/avtor/invvesti

литературно-
художественный
и публицистический
журнал
инвалидов


49 2022


издание благотворительное
безгонорарное

Нефтекумск – Вербилки
2021 г.

Редактор-составитель: Остриков Владимир Викторович
Компьютерная вёрстка: Калаленский Сергей Иванович
Организационные вопросы: Иванов Валерий Петрович
__________________________________

1. ПУБЛИЦИСТИКА

Татьяна ХЛЕБЯНКИНА
(г. Талдом, Московской обл.)
Член Союза писателей России

ЗЛАТЫЕ УСТА. ПОЛИНА РОЖНОВА

Сокольчанка и Московитянка

К юбилею Полины Константиновны Рожновой или «Златые уста»

Пишу свои воспоминания 15 января, в светлый день рождения нашей дорогой Полины… День необычный… По народному календарю – середина зимы, Святки – самые весёлые Рождественские дни… и Сильвестров день – куриный праздник, когда было принято всячески ухаживать за своим куриным хозяйством… По-православному – ещё и Седмица 33-я по Пятидесятнице, предпразднство Богоявления, свт. Сильвестра, папы Римского и прп. Сильвестра Печерского, прав. Иулиании Лазаревской, Муромской.  И самое знаменательное и дорогое для русского верующего православного человека – преставление (второе рождение!) и второе обретение мощей прп. Серафима, Саровского Чудотворца…
Что-то есть общее в наших биографиях… Во-первых, северное место рождения предков (мои предки по линии бабушки отца – Белозёровы – с Белого озера). Потому, благодаря Полине, летом 2003 года я попала в село Архангельское и деревню Коншино, на родину её земляка и друга Есенина и Клычкова Алексея Ганина, вдохновилась на выступление на краеведческих чтениях, посвящённых  юбилею поэта, и на стихотворение «Вологда»:
Там нам подарили книгу Аркадия Шехтмана «Сокол деловой и творческий» (Сокол, 2002), где в разделе «Культура Сокола. Литераторы» много добрых слов посвящено Полине Константиновне.
Как оказалось, мы однокашники, учились в Литературном институте: Полина Рожнова закончила его в 1972-м, а я ВЛК – в 1999-м; хоть я и училась там четверть века спустя, ещё ранее судьба свела меня с однокурсником Полины – Александром Александровичем Бобровым, неоднократно приезжавшим к нам в Талдом и снимавшим сюжет о Доме-музее С.А.Клычкова и других достопримечательностях, а также написавшем о наших краях в своих книгах «Белая дорога», в журнале «Русский Дом» и других изданиях… За давностью лет, пожалуй, трудно вспомнить, где мы встретились в первый раз; зато познакомились, скорее всего, в ЦДЛ, на одном из заседаний клуба  «Московитянка», чему свидетельство – автограф в сборнике «Стихи» клуба московских писательниц «Московитянка»: «С любовью к Вашему творческому созиданию музея. Полина Рожнова.13 мая 1998 г.На память». Вскоре Полина побывала у нас в гостях, на родине С.А.Клычкова… В музее Талдома хранятся подаренные ею книги «Русский народный календарь» - с автографом «Низкий поклон родине Сергея Клычкова. 14.11.2001», «Моя Вологодчина» и другие. Согревают душу её строки, посвящённые

КРЕСТЬЯНСКИМ ПОЭТАМ
      

  Умирает соборность крестьянского мира.
 Где искать потаенную книгу «Златые уста»? –
 В ней начало Руси… летописная миткаль -
 в переплете осохлом, в буквицах – береста.

 Николай, Алексей… От поминок к поминкам
 каликой перехожей речь родная идет,
 и растет в семь цветов, и восходит велико
 к небесам русский путь, собирая народ!

 Нам бы радугой встать, как Господним заветом,
 что не сгинут крестьянское слово и хлеб!..
 Павел, Пимен, Сергей,
 Петр, Василий… С рассветом
 в поле русском поют память вам плуг и серп!

 С нами: Ганин, Васильев,
 Клычков и Орешин,
 Карпов, Клюев, Есенин… крестьянская рать!
 От поэзии русской и от России
 вас хотели отсечь, отсекая - разъять!

 Но кладет в русский короб – Господь синеокий
 потаенную книгу «Златые уста»,
 и по ту – от Бутырской, и по эту – дороги
 вы стоите, воскреснув, как в ризах, в стихах!

Надеемся, что когда-нибудь всё-таки выйдет в Талдоме сборник по итогам семи фестивалей авторской поэзии и песни «Серебряный Журавль», куда войдут и эти замечательные строки…
Более подробно - см.ещё и заметку
"ПРЕДШЕСТВЕННИКИ ЕСЕНИНА"
В конце августа в очередной раз в Сокольском районе Вологодской области состоялись краеведческие чтения, посвященные 110-летию со дня рождения уроженца этих мест поэта Алексея Алексеевича Ганина (1893-1925).

 Талантливый крестьянский поэт был другом и предшественником С. Есенина, с которым он познакомился ещё до революции. Неоднократно судьба и творчество А. Ганина пересекалась и с нашим земляком С. Клычковым (вспомним хотя бы знаменитое «дело четырёх поэтов»). Судьба А. Ганина была трагична — его тоже как и С. Клычкова без суда и следствия расстреляли как «врага народа».

 В 1917 году Сергей Есенин побывал в гостях на родине поэта Алексея Ганина со своей невестой Зинаидой Райх. Ныне при Архангельской средней школе действует краеведческий музей, возглавляемый местным энтузиастом Анатолием Еремеевым. Одним из основных его разделов является «Ганин и Есенин».

 К сожалению, деревня Коншино, где родился А. Ганин, не сохранилась. Ныне на месте его дома установлен огромный камень с памятной надписью. Здесь и начался литературный праздник с возложения цветов и добрых слов о поэте и тех, кто воскресил его имя.

 Затем праздник переместился в близлежащее село Архангельское, где прошли народные гулянья «В зелёном царстве» и выступления знаменитых гостей, членов Союза писателей России В. Дементьева, П. Рожновой, Сергея Куняева, работников культуры, земляков А. Ганина, исследователей творчества Есенина и др.

 На Ганинских чтениях был представлен авторский текст заведующей Домом-музеем С. Клычкова в д. Дубровки Татьяны Хлебянкиной, которая сердечно благодарит всех вологжан за радушие и гостеприимство.

 Также Ганинских чтениях  была представлена интересная выставка, на которой можно было ознакомиться с редкими прижизненными изданиями книг поэта и его окружения, в том числе С. Клычкова.



 2. РАССКАЗЫ

Александр ВОРОНИН
(г. Дубна, Московской обл.)
Член Союза писателей России



РАКИ

- Если в водоёме есть раки, значит вода чистая!
- А если раки больше метра?
                Фольклор

В наших болотистых местах раки почему-то не водятся. Они  любят чистую,  проточную воду, чтобы был  песочек и мелководье без мути, тины и ряски. Поэтому ел я их редко, а ловил всего два раза в жизни. Иногда мы покупали раков на рынке, ещё  реже   родителей угощали знакомые рыбаки и  всего  несколько раз  мы с отцом в городской бане брали их на закуску - он под пиво, а я под лимонад, так как был ещё школьником.
Первый раз сам покупал себе раков весной 1972 года в пивбаре “Жигули” на Калининском проспекте. Мы с другом по техникуму приехали из Конаково навестить своих невест, которые были на производственной практике в Москве. Куда в то время можно было сводить девушку? Сначала съездили в зоопарк, а потом два часа стояли на улице в очереди, чтобы выпить пивка с раками. Результат оправдал наши ожидания - память осталась на всю жизнь. В подвале, отделанном под пещеру или древний замок, на толстых дубовых столах мы пили светлое пиво, отличавшееся от бутылочного, как шампанское от кваса. А в середине стола стояло огромное блюдо с варёными красными раками. И по ценам было вполне приемлемо для студентов, у которых стипендия была  20 рублей. (Для сравнения: моя бабушка Лукерья Петровна получала тогда пенсию в деревне лишь 12 рублей в месяц.)
Как ловить раков и какими способами я знал с детства из рассказов бывалых рыбаков и охотников, но на практике применил свои знания только летом 1973 года в городе Электренае в Литве. Вокруг Литовской ГРЭС, на которой мы работали, было много сообщающихся между собой озёр, из которых брали воду для охлаждения агрегатов, а обратно сливали тёплую. Даже зимой озёра не замерзали и в этой тёплой и чистой воде развелись в огромных количествах озёрные раки.
Но рядом с городом ловить было неинтересно, да и главное, раки были просто предлогом, чтобы заманить девчонок в поход с ночёвкой. Как известно, раки днём спят в норах и под камнями, а выползают на кормёжку только с наступлением темноты. Местные ребята прожужжали нам все уши про какое-то особое озеро в десяти километрах от города, где раки сами ночью выползают на пляж - только ходи в обнимку с невестой и окладывай их в ведро. Проблем было  две: одна - это собраться вместе всем желающим, так как приезжие студенты работали в разные смены и редко виделись на отдыхе. Вторая проблема была в девчонках - они   только что закончили десятый класс, готовились поступать в институты, а в силу своей молодости и неопытности боялись родителей – те не отпускали с ночёвкой в лес. Вот из-за этой организационной неразберихи поход всё время откладывали.
Мою любимую невесту и девушку-литовку, которая  тоже очень нравилась, так и не отпустили родители. Остальные пошли на хитрость и сказали, что идут в поход всем классом вместе с учительницей. В конце концов, однажды утром в субботу в поход с ночёвкой вышли всего семь человек - три парня и четыре девушки, вместо пятнадцати собиравшихся раколовов. Все наши студенты были заняты, пришлось взять  двух местных русских  друзей. Я был  старшим по возрасту и самым опытным в походных делах - мне было 19 лет. Дорогу мы одолели быстро, поставили на  берегу  две палатки (мужскую и женскую), натаскали из леса дров для костра и  сели пить красное   литовское вино, в ожидании вечера. Я    не очень верил местным ребятам,   и   несколько раз заходил в воду, искал   следы пребывания там раков, но ни клешней,   ни хвостов   на чистом  жёлтом песочке не было видно. А  пацаны  уверяли, что скоро нам мало будет двух вёдер, которые мы  принесли  с собой,  для  варки  на  костре раков.
Второй целью нашего похода было соблазнение литовских девчонок, чтобы потом было чем похвастать по возвращении в Россию. Не повезло  - все четыре девчонки были русскими, ни одну литовку так и не смогли заманить в поход. К тому же, самая младшая была ещё школьницей – перешла лишь в десятый класс. Поэтому, пили вино на равных, спаивать никого не стали. К началу темноты девчонки все крепко спали в своей палатке, а мы в рубахах (июльские ночи уже прохладные) и в трусах вышли на охоту. Место для ловли раков было идеальное - метров на пятьдесят от берега глубина была не выше колена. (Потом, путешествуя по стране, я узнал ещё несколько похожих мелких мест на пляжах: в Анапе, под Таллинном  в  Пирите, на озере Севан  в  Армении  и  на  Соловецких  островах.)
Процесс ловли был несложным. Двое из нас ходили с фонариками, а третий за ними с ведром. Увидев на дне ползущего по песку рака, надо было одной рукой светить ему в глаза, чтобы он замер на месте от удивления, а другой рукой быстро схватить его в воде за бока и вытащить на воздух. Руку заводить надо было со стороны хвоста, так как он двигался задом наперёд и в случае побега, сам шёл на ловца. В таком положении рак не мог тяпнуть своими клешнями и только беспомощно болтал ими в воздухе. Лично я больше боялся за свои голые пятки, чем за руки, так как знал, что речные и озёрные раки пальцы не откусывают. И всё равно, с непривычки, упустил несколько крупных экземпляров. Они так быстро убегали задом, поднимая муть со дна, что догнать их и снова схватить было трудно. Несколько раз мы выходили из воды, чтобы погреть ноги у костра и дать отстояться воде, взбаламученной нашей беготнёй за раками. Мы, как индейцы на охоте, так громко кричали от радости, что разбудили одну из  девчонок  и она тоже стала  бегать  за  нами  с  ведром, укладывая туда пойманных  раков.
Прошло столько лет с тех пор, а я помню до мелочей ту ночь. Тихая  тёмная  вода  озера, с жёлтой дорожкой от луны, костёр на берегу, в одном ведре шумно возятся и щёлкают клешнями живые сине-зелёные раки, а во втором  кипят уже красные. Мы вчетвером сидим на корточках у костра, пьём из гранёных стаканов, украденных в заводской столовой, красное вино, курим дешёвые сигареты и радуемся жизни. Что ещё в молодости нужно для счастья?
Наевшись раков, я всю ночь целовался и валялся на траве с нашей помощницей. Она была самой опытной из четверых и с такими пышными формами, что упустить этот случай я никак не мог. Почти как у Высоцкого: “А у соседа мясо в щах и дочка старшая в прыщах - созрела,  значит”. Целоваться она умела и тоже очень любила, так что всё было по согласию. Утром  бедняжка  отсыпалась в палатке, а я, как командор похода, и ответственный за питание, с другой девчонкой, говорившей по-литовски, ходил на соседний хутор за сметаной и зелёным луком для всех.  Потому что сам  не  знал  язык, а в деревнях литовцы или не говорят по-русски, или  из вредности делают вид, что не понимают ничего.
Ребята валялись с похмелья и не хотели ничего делать. Поэтому, опять мне пришлось с самой молодой и красивой  из четверых,   идти за питьевой водой  к роднику километра за два. Там, в тенистом овраге у ручья, под кронами мощных деревьев, она стала расчёсывать свои шикарные до пояса волосы и по-детски наивно соблазнять меня. На ней был тонкий, обтягивающий фигуру  синий   хлопчатобумажный спортивный костюм, который совсем не скрывал её литое тело спортсменки-воднолыжницы. Она мне давно  нравилась своей чистотой, молодостью и какой-то детской наивностью в широко распахнутых доверчивых глазищах. И это несмотря  на то, что я встречался с её подружкой. В мою невесту,  кстати, безответно был влюблён  старший брат этой спортсменки и мой хороший дружок.  Вот такая там была среди нас Санта-Барбара.
На берегу ручья, в прохладном полумраке, мы с ней впервые  поцеловались. Да так нам это дело понравилось, что в последующие дни, когда моя невеста уезжала в Вильнюс на экзамены, мы, встретившись на танцплощадке, взявшись за руки уходили в кусты и часами там целовались, сидя на поваленных стволах деревьев, до звона в ушах и до звёздочек в глазах. Жениться я ей не обещал, так как она была ещё школьницей, а я заезжим командированным студентом с неясным будущим. Но она так радостно шла со мной целоваться и ничего не просила взамен, что иногда я чувствовал себя страшно виноватым перед ней. В  конце  концов,  она сама мне призналась в любви, а я мысленно рвал на себе волосы от бессилия и обиды на судьбу, потому что в то время (от избытка здоровья и жизненных сил) любил сразу троих, а жениться мог только на одной. Вот после этих нравственных мучений я и стал завидовать всем мусульманам, которые втихаря от советской власти, но согласно заповедям Корана,  уже в то время имели по три-четыре жены.
После обеда мы стали собираться домой. Вино и сигареты  закончились ещё ночью, все были сонные, нервные и пока я целовался с белокурой русалкой у ручья, оставшиеся у озера успели переругаться между собой. Ребята ушли вперёд, а мне пришлось тащить палатку девчонок и все их вещи. В городе мы  взахлёб хвастались своими подвигами перед теми, кто не смог пойти с нами. Они вздыхали, завидовали, но, несмотря на наши восторженные рассказы о походе и ночных посиделках у костра, повторить ловлю раков больше не удалось. Не смогли собраться. А вскоре мы уехали из Литвы домой.
Второй раз я ловил раков днём и не руками, а небольшим бреднем, метров десять длиной. В начале восьмидесятых годов я был в отпуске в гостях у тёщи в посёлке Горном Ростовской области. Изнывал от безделья и ждал, когда поедем с женой на море. Однажды заходит  в гости  такой же  отпускник двухметровый сосед Петя (по местному - Пеца) и предлагает съездить на речку за раками. Знаю, говорит, такое место, мешка по три наловим запросто. Ему просто нужен был второй компаньон, чтобы тащить бредень, а все молодые, кроме меня, были или на работе или уже валялись пьяные. Взял я охапку мешков у тёщи в сарае и на красном мотоцикле “Ява” с приваренной коляской от “Урала”, рванули за двадцать километров ловить удачу. Успели зайти только раза три вдоль берега и набить один мешок раками, как вдруг потемнело небо и засверкали молнии.
Были бы мы на “Урале”, так и ловили бы дальше. Беда в том, что “Ява” не приспособлена ездить по грязи - колёса тут же забиваются. Когда грунтовая дорога сухая  и  накатанная, она блестит  как зеркало и по ней можно гнать под сотню. Стоит только капнуть дождю, как эта дорога начинает  наворачиваться блином на колесо или налипать лепёшками на ноги. Мотоцикл или буксует на месте, или колёса просто не вращаются.   Когда   хлынул   ливень, мы успели   проехать к  дому только треть пути. Километра два мы промучились, всё время останавливаясь и палками выталкивая куски грязи из-под щитков. Потом  Пеца  плюнул на эту возню, кое-как мы дотащили мотоцикл до федеральной трассы Москва-Ростов “Дон”, проходившей рядом и рванули по ней, хотя это был крюк километров в десять. Зато мы ехали по асфальту, а не буксовали в грязи.
Сначала я обрадовался тому, что скоро буду дома, а потом   всю  дорогу  жалел, что не верю в Бога, не успел покреститься  и  не довелось вырастить дочку. Мы были в одних рубахах, без касок, к тому же, очки мне  сразу  забрызгало грязью из под встречных машин и я всю дорогу ничего толком не видел. Такого кошмара у меня в жизни ещё не было - дорога узкая, всего две полосы, обгонять из-за встречных машин невозможно, дождь льёт стеной, в низинах  было по колено  воды, в десяти метрах впереди ничего не видно. Я прижался к широкой спине Пецы и только вздрагивал, когда мимо нас с рёвом пролетали, внезапно появляясь из пелены дождя, встречные огромные ревущие фуры и самосвалы, обдавая нас волной грязной воды. В такие моменты наш лёгкий мотоцикл кидало из стороны в сторону.
Пока доехали до посёлка,  я успел много раз проклясть всё на свете, начиная с раков и кончая жадной женой, которая их очень любит. И не один раз пожалел, что согласился на эту поездку. Но как только оказался дома, переоделся в сухое, махнул, чтобы не заболеть, пару стопок мутной тёщиной самогонки, то эта поездка стала казаться мне всего лишь очередным смешным приключением в моей скучной семейной жизни. Даже стал жалеть, что не поехали пораньше, тогда наловили бы не мешок на двоих, а по три каждому.  Пока я переодевался  в  доме, мокрый  Пеца  у  нас  во дворе  вывалил на землю раков и разделил на две кучки. Довольная жена тут же стала варить их в ведре. Но по размерам эти раки были помельче, чем литовские. Может здесь порода другая, а может,  просто не успели бедняги вырасти, так как, наверняка, мы с Пецей не единственные, кто любит этот деликатес и сопутствующие приключения, связанные с его добыванием. Больше до речки мы не добрались - сначала из-за дождей, а потом я уехал с молодой женой на море. Там прямо на пляже толстые неряшливые бабки продавали с рук варёных крупных раков. Мужики брали под пиво. А так как я был вместе с жадной женой, которую почему-то тошнило от одного вида этого чудесного мужского напитка (кстати,  прекрасно  воспетого   знаменитым   шотландским  поэтом  Бернсом),  то мне оставалось только вздыхать и облизываться, наблюдая за счастливыми соседями. Все мои попытки выпросить денег хотя бы на пиво, даже без раков, заканчивались истерикой жены, с очередным  напоминанием  про мой маленький оклад и неумение шабашить по вечерам.  Поэтому, чтобы не остаться ночью без сладкого, приходилось забыть про пиво и идти  нырять в море. Наплававшись и  нахлебавшись солёной воды, про  пиво  я   ненадолго  забывал.
Сам  раков никогда не варил. Жалел их. Всё время поручал кому-то и лишь наблюдал со стороны. Какая-то непонятная жалость была к этим страшненьким усатым существам. Зато любил анекдоты про них: “Штирлиц варил раков. Раки покраснели. – Наши! – обрадовался Штирлиц”.
Были ещё неудачные попытки ловли раков в маленькой речушке в нашей деревне. Где-то далеко она впадает в реку Мологу, в которой, по рассказам местных, полно раков. Вот мы и думали, а вдруг они весной, по большой воде и до нас добрались. Но сколько мы ни совали руки и палки в норы по берегам под водой, ни одного рака так и не достали. Видимо, раки любят песок, а у нас там одна глина и толстый слой грязи на дне речушки. Если лето жаркое, речка вообще пересыхает и вода стоит только в глубоких ямах, которые  в  деревне  называют  бочагами.
А ещё я всегда был сладкоежкой и моими любимыми конфетами в детстве были “Раковые шейки”. До сих пор не могу понять, что общего у раков и полосатых красно-белых конфет. Только цвет и хруст?


 БАРАБАНЫ

- Папа, ты можешь починить мне барабан?
- Нет, сынок. Я  в  барабанах  ни  бум-бум.
                Анекдот

В молодости я очень любил громкую музыку. Тогда мы считали, что чем громче, тем лучше и моднее. Радио и магнитофон всегда включал дома на полную мощь, а на улице тем более. Ходил с музыкой в руке по Дубне, Конакову, Антропову, Электренаю - аж у самого в ушах звенело. И таким я себе казался модным и красивым, что дух захватывало, когда представлял, как выгляжу со стороны. Особенно в глазах девчонок. Надо было соответствовать своему времени, и хоть этим, но выделяться из толпы сверстников. На танцах и дискотеках тоже, чем больше ансамбль выдавал шума и грохота, тем он был круче и   сильнее нравился  молодёжи. И мы шли толпами не в консерватории и планетарии (которых в нашем городе и не было), а туда, где нас глушили  и  оболванивали.
Сейчас историки пишут, что молодёжь таким громким способом выражала свой протест против тоталитарного строя коммунистов. Но мы почему-то орали по ночам не на ступеньках горкома КПСС, а под окнами женских общежитий и для девчонок во дворах и парках. Давно нет коммунистов у власти, мне уже далеко за пятьдесят, но когда я по радио или телевизору слышу знакомые звуки рок-н-ролла, то опять врубаю звук на всю мощь и начинаю прыгать, как в молодости, если, конечно, меня  никто  не  видит. Так же мы ведём себя и на встречах школьных выпускников - пусть молодые попробуют угнаться за нами. Поэтому, современные политологи нагло врут, в своих интересах искажая ход  истории. Моё поколение как тащилось от громкой музыки, так и будет тащиться до последнего вздоха. И никакие  коммунисты тут  ни  при  чём.
Своё музыкальное творчество я начинал, как обычный романтик шестидесятых - с семиструнной гитары. Страшно завидовал всем, кто вечерами бренчал на гитаре, окружённый толпой восхищённых девчонок. Мечтал тоже выйти однажды  во  двор и выдать хриплым блатным голосом что-нибудь особенное, не как у всех. Но после многих неудачных попыток освоить игру на гитаре, пришлось забыть о карьере популярного барда. Видимо, что-то у меня не так с музыкальным слухом. Зато появился вдруг интерес к барабанам. Младший брат тогда играл в школьном ансамбле, и у нас дома для тренировок стояла пара барабанов и две латунные тарелки. Днём, пока родители и соседи были на работе, можно было отрываться  по  полной,  как  тогда  говорили.
В 1977 году, вернувшись из костромской глубинки в Дубну, соскучившись по большому искусству и громкой музыке, я стал регулярно посещать все концерты и городские вечера отдыха. Особенно,  когда  развёлся  с  первой  женой  и  появилось много свободного времени.  Младший   брат отца подрабатывал  вечерами  в ДК “Мир” рабочим сцены и для меня все двери были открыты на любой вечер с любыми артистами. В те годы “Москонцерт” привозил сборную солянку из артистов всех жанров, но в конце обязательно выступал ансамбль с гитарами и ударными установками. Иногда приезжали такие виртуозы и мастера своего дела, что дух захватывало. Когда шло  представление членов коллектива, каждый показывал класс, хвастался чем-то особенным, своей изюминкой  в      игре:   гитарист     выдавал     умопомрачительные      пассажи,  саксофонист тянул   из нас жилы, а барабанщик  пускал такую дробь  минут на десять, что половина зала начинала  притопывать  ногами   ему в такт.
Если я перед концертом заходил домой, переодевался в парадный костюм, то сидел в зале или пил кофе в буфете, ожидая завершающего выступления ансамбля. А часто бывало так, что прямо со стройки, в рабочей одежде я прибегал  узнать, какие будут артисты и  не успевал домой, оставался и пил с дядькой его любимый портвейн, помогал таскать стулья и столы после торжественной части, освобождая сцену для артистов. А потом с интересом вблизи наблюдал, как артисты готовятся к выходу на сцену.
Один раз начальство и пожарники выгнали из-за кулис всех блатных зрителей,  и мы, прихватив стулья, спустились в зал, скромно сели сбоку от первого ряда. Тогда привезли какой-то знаменитый японский ансамбль танца. В первом отделении выступали миниатюрные японочки в жёлтых кимоно до пола и с огромными бантами чуть пониже спины. Их плавные движения под музыку так мне понравились, что я забыл, где нахожусь и в чём одет. А сидел в мятом рабочем костюме, без галстука, в грязных, заляпанных раствором ботинках. Вдруг эти маленькие мадам Баттерфляй порхают со сцены в зал, каждая берёт одного зрителя первого ряда за руку и тащит на сцену. И при этом так низко кланяются тебе в пояс, так обворожительно улыбаются белыми от грима личиками, что отказать практически невозможно. Даже инвалид на одной ноге и то поскакал бы за такой красавицей. Меня такая же малышка взяла за руку, тянет за собой, улыбается и  лопочет по-японски: “- Пошли, мой господин, не бойся, я тебя не укушу...” Видимо,  было  что-то в этих японочках  от профессиональных гейш, потому что я, не сопротивляясь, как в тумане или под гипнозом, поднялся за ней из тёмного зала на сцену под яркий свет софитов. А может,  мы просто размякли от их плавных танцевальных движений и расслабляющей музыки. К тому же, они были нашими гостями, а гостей у русских обижать не принято.
Моя гейша была одной из самых красивых, поэтому мы и встали с ней в центре. Остальные выстроились по бокам от нас цепочкой вдоль рампы, через одного - наш, японка, опять наш, - и стали кто танцевать, а кто просто приседать и раскачиваться под заунывную музыку, изображая морскую волну. Я балдею от необычных ощущений: стал настоящим артистом, да ещё с такими необычными партнёршами, две японочки с обоих сторон держат меня за руки своими мягкими пальчиками и что-то поют. Даже успел пожалеть, что в школе не учили японскому языку: сейчас бы поболтал с ними, познакомился, может,  среди них незамужние есть или разведённые,  как я, съездил бы к ним в гости на острова…  Стою, мечтаю, с блаженной улыбкой на лице.
А  весь зал шумит, аплодирует нам, кричат “браво”, “бис’ и ещё что-то, народ пришёл уже подогретым, да и в буфете многие успели перед концертом  добавить. Я осмелел, поднял голову, глянул в зал - вижу на лучших рядах полно знакомых из горкома партии и комсомола, из Объединённого института ядерных исследований, из руководства города, из иностранных землячеств. Вот и хорошо, думаю про себя, пусть все видят, что мы, строители, даже с японцами легко общий язык найти можем, на короткой ноге, так сказать,  уже  танцуем  вместе... И тут я за провод на сцене ногой зацепился, глянул вниз и похолодел - ё-моё! Оказывается,  я танцую в грязных ботинках, в мятых брюках, в расстёгнутой до пупа рубахе, так как было душно, а я не успел застегнуться, пока меня   тащили на сцену. Сразу захотелось убежать в темноту или, превратившись в мышку, юркнуть под рампу, из которой нас освещали   десятки   мощных   ламп.   А   мелодия   всё   не кончается,   японки пляшут и пляшут, им за это деньги заплатили, отрабатывать надо. Меня то в  холод,  то в  жар   бросает от  такого конфуза, боже  мой,  думаю, опозорил великий русский народ своим  неряшливым  видом, что теперь о  нас японцы будут думать.
Снова глянул в зал, а они там все со смеху покатываются. И такое ощущение, что  ржут только надо мной. Совсем скис, ноги как ватные стали, не могу оторвать их от сцены. Приседаю с японочками, кланяюсь залу в пояс, и уже чуть не плачу от обиды: надо же так опозориться в своём родном городе, ладно бы на гастролях где, в Конаково или в Кимрах, там меня никто не знает. Да ещё два фотографа бегают перед сценой и нас всех снимают. Вдруг в “Огоньке” или в “Смене” напечатают на обложке,  на  всю страну позор будет. Еле дождался конца танца. Наши мужики и не думают уходить со сцены,  топчутся на месте, ждут второго танца, целуют ручки гейшам, трогают у них пышные банты на заднице, а я  чуть  не  бегом  убежал   в спасительную  темноту  зала.
Под  конец вечера  вынесли  на  сцену  несколько  огромных барабанов, размером с человека и  голые  по  пояс японцы стали молотить в них палками со всей силы.  Грохот стоял страшный. Под этот шум  я  и ушёл, чтобы не встречаться со знакомыми, видевшими мой  позор  на сцене. Вот так большое искусство может радовать, а может и сильно огорчить неподготовленного к его восприятию человека.
Позднее я ещё несколько раз слышал игру японцев на барабанах. Эффект можно сравнить с гипнозом. После концерта (пусть ненадолго) в душе воцаряются гармония и мир, хочется всех любить и делать добрые дела. Недаром один из ансамблей носил имя  “Ямато” – в древности так называли японское государство. А в переводе ямато означает – великая гармония и мир. Эффект становится ещё убойней, когда под этот грохот на сцене танцуют маленькие глазастые гейши.
Пусть природа меня  обидела, лишив  музыкального слуха, но несколько простых пассажей на барабанах я всё-таки разучил. Играл  их только когда хорошо выпью, чтобы снять синдром стеснительности. На двух свадьбах в посёлке Горном Ростовской области, пока ансамбль отдыхал и закусывал, я садился на место ударника и давал шороху. Не знаю, как гости, а я получал массу удовольствия от грохота барабанов.
В отличие от меня и жены, дочка в детстве была очень музыкальной и певучей. Любую мелодию схватывала на лету и повторяла без ошибок. Нравилось ей играть и на всех музыкальных инструментах, до которых  она дотягивалась. Но из-за патологической жадности жены  (пианино стоило четыре месячных зарплаты в то время – 500-600 рублей), вместо музыкальной школы, ей пришлось учиться в художественной, где  краски  и карандаши стоили  копейки.
Но перед этим, втихаря от жадной жены, я успел купить  маленький детский барабан и подарить его дочке. Сколько было радости и визга! Ей тогда было годика четыре. В садике у них был барабан, но домой его брать не разрешали, а  там   мальчишки не давали  играть, тут же подбегали и отнимали –  мол, иди к своим куклам, а наши игрушки не трогай. Месяца два я по всем магазинам безуспешно искал  барабан. С  большим  трудом  нашёл  в Москве,  купил, привёз и спрятал дома. Для  дочки  будет  сюрприз, а  от  жены -  чтобы  по  дурости и из зависти  не  выбросила,  как  многие   мои  подарки.  На другой день на работе  выстрогал  палочки  и  тоже  спрятал.
Обычно  по  вечерам,    укладывая  дочку спать в  её  комнате,  я  рассказывал ей своими  словами  сказки  и разные  истории  из  моей   богатой на  приключения  жизни. А тут перед сном, вместо  сказок,  вручил ей барабан и палочки. Она, сидя на кровати,  как  вдарит по барабану - вот радости было у ребёнка! Ей вдвойне приятно от  того,  что мама запрещала покупать барабан, а папа всё же купил, и сбылась ещё одна её  детская  мечта. Жена прибежала на шум - и ругается, и смеётся  одновременно. Ругается, потому что  опять,  по  её  мнению,  деньги на ветер выбросили, а смеётся, глядя на  безудержную  радость дочки. А та рот открыла, язык от удовольствия высунула  и  молотит  со  всех  сил  по  барабану.
Перед сном дочь  каждый  вечер  прятала барабан под кровать от мамы (чтобы не выбросила),  а  палочки  под  подушку. И  засыпала,  сжимая  их там  рукой. Вот  так  и  жили.  Под ругань мамы  и  под  барабанный  бой  папы  с  дочкой.         
И напоследок анекдот из жизни 1990-х. И в те страшные годы мы умели пошутить  над собой.
У братка в малиновом пиджаке день рождения. Ему подарили барабан от Страдивари. Он радуется, продемонстрировал своё умение собравшимся. Самый умный из гостей-братков говорит:   “- Я точно не знаю, но, по-моему Страдивари скрипки делал…” Именинник:     “- Вот гады! Фуфло подсунули! Пойду, позвоню, разберусь!”  Через некоторое время возвращается: “Всё о,кей! Мне один компетентный человек объяснил, что скрипки Страдивари делал для лохов. А для нас, конкретных пацанов, он делал барабаны!”


3. СТИХИ

Валерий МОРОЗОВ
(г. Ногинск, Московской обл.)
Член Союза писателей России.


ДОРОГА

Что назвать мне родительским домом?
Где родное "начало начал"?
Хату ль, крытую черной соломой,
где пугливо мерцает свеча?

Коммуналку ли в полуподвале,
ту, что с мамой отец получал?
Или тот лазарет повивальный
мне считать за "родимый причал"?

Что там звёзды пророчили свыше?
Что за знак выдан мне наперед?
В чемодане с оторванной крышкой
начинал я земной свой поход.

Mon papa в чемодане глубоком
по углам просверлив по дыре,
у супружеской койки под боком
подвязал к потолку в сентябре

мою "люльку". Задав ей разгону
от тяжёлой отцовской руки...
И со скрипом того "камертона"
потекли моей жизни деньки.

Мать в печали: -- Худая примета,
будто гробик. О, Боже, прости!
А папаня: -- Ты брось мне об этом!
Гроб -- войне! А сынишке -- расти!

Путешественник будет великий --
обречён "чемоданной" судьбой!
Покорит неприступные пики,
клад найдёт! Нам на старость с тобой...

Жизни даль принимая с отвагой,
я шагнул в перекрестье дорог.
Мама всхлипнула: -- Будешь бродягой...
Берегись... Бог с тобою, сынок!

С той поры, лишь ступлю от порога
на рассветном луче голубом,
меня дальняя манит дорога...
Знать, она мне "родительский дом!"



В ХРАМЕ

На исповеди плакал мальчик.
Подросток. Лет о десяти.
Грешки свои и незадачи
решил до Бога донести.

Священник пояснил ему
доброжелательно и просто,
как нелегко нести "суму"
от колыбели до погоста.

Склонялось небо им двоим,
судья невидимый и строгий:
"В небесный Иерусалим
без покаяния нет дороги!"

Дрожали худенькие плечи...
И тут меня прожёг озноб:
-- Вот я, презрев пустые речи,
в слезах покаяться бы смог?

Смог бы взлететь вот так высоко,
и лишь движением души
себя от бремени порока
исповеданием разрешить?

Мой милый, где ж ты нагрешил?
Рогаткой целился в синичку?
И в чём покаяться решил?
Девчонок дёргал за косички?

Катался с горки на портфеле?
Да это ль грех, скажи на милость...
Но, что за смелость в слабом теле!
Что за недетская решимость!

Крепись малыш. Господь с тобою.
(Мне б столько смелости, однако).
Целуя крест на аналое,
над маленькой своей судьбою
на исповеди мальчик плакал...



***
Ах, ночи июньские, ясные,
желаний и чувств разнобой!
Моя голова вихрастая
ногам не давала покой.

Тогда, в ожидании вечера,
стучала в виски мне днём
кровь юная и беспечная
и "лёгкая на подъем".

Учебники были заброшены
в угоду тем звездным ночам,
на откуп траве свежескошенной,
на прихоть студеным ручьям.

Горячая и искристая
по венам струилась кровь.
Она, как волна от пристани,
откатывалась... и вновь...

Росою рассветной омочены
в колено оборки твои...
Что эти ладошки пророчили,
спускаясь в ладони мои?

Алеет полоска ранняя,
и на "коровьем реву"
ладошка воробышком раненым
жмется к лицу моему ...

Гонимый восходами красными
( в цветах бы не наследить)
влезал я в окно с опаскою,
чтоб маму не разбудить.

Ах, летние звёзды -- бусинки,
погасшие там, вдалеке!
Тепло от ладошки узенькой
осталось в моей руке.

Пусть снепогодь вьюжит и скалится,
и бьётся в моем окне...
Ни гневаться, ни печалиться
давно уж не хочется мне.

Но, вот ведь беда! Вспоминаю --
вскипать начинает вновь
коричневая, тугая,
густого замеса кровь!


СОН

Ну как некстати эти снегопады!
А я копил отгулы за полгода ...
Четыре вольных дня. И, это ж надо,
как мне ломает планы непогода!

Тревожный сон: сквозь ночь к тебе я еду
в расхристанном попутном лесовозе.
С водителем не клеится беседа,
солярка промерзает на морозе.

Мотор заглох. Водила смотрит косо.
Вдруг достает обрез из-под сиденья,
и, пригрозив мне кулаком у носа,
уходит в ночь, растаяв приведением.

Под пятьдесят. А снегу -- по колени.
Попытки заводиться безуспешны,
и ничего живого не жалея,
сжимает стужа ледяные клешни.

Буранный смерч свистит над буреломом,
Два огонька зелёных. Шесть ... Двенадцать...
И холод по спине, мне незнакомый...
И воли нет. Ни драться, ни спасаться ...

Прижавшись к радиатору спиною,
всей кожей чувствую: от стаи не отбиться.
Ощеривши клыки, передо мною
стоит почти рукой достать волчица.

Зажав в руке "кривой стартер" покрепче,
бросаюсь к ней (смертей двух не бывает)
с набором слов, хожалых в просторечье...
Что глупость делаю, ещё не понимаю.

Волчица в сторону -- удар достался снегу.
Оглядываюсь -- всё! Я в окруженье!
Стоят матёрые, предчувствуя победу,
в моём не сомневаясь пораженье.

В ознобе неминуемой кончины
вдруг слышу на лице своем ладони...
Как видно, просыпаться есть причина:
-- Любимая...
-- Да, поднимайся, соня!

Геологов внеплановый тягач
прорвался сквозь метелей эскапады.
Летите над зимовьем ветры вскачь!
Вот ведь бывают кстати снегопады!


ИЗ ЕГИПЕТСКИХ ЗАРИСОВОК
                Сонет

Деля на ДО и ПОСЛЕ неба синь,
рисует лайнер росчерк разворота -
автограф развеселого пилота,
что бросил нас на стыке двух пустынь!

Пустыня Тих и каменный Синай,
где помнят вещий посох Моисея.
Палящий зной и скальных круч стена
и нет клочка, куда бы бросить семя.

И только нелюдимый бедуин
плывет в волнистом мареве один,
качаясь на верблюде горделивом.

Мы поднимаем наши рюкзаки,
библейской правды поисковики --
дивятся нам две встречные оливы!


Татьяна ШТЕПА
(г. Невинномысск, Ставропольского края).


ЯРКОЙ ЗВЁЗДОЧКОЙ ЯНТАРЯ

Млечный путь над землёй недвижим.
Грусть на сердце навеял дождь.
Не была ты в Москве, Париже.
Ты по райским садам идёшь.

Просыпайся, мой Ангел рыжий,
Встретишь нежных лучей восход.
Не печалься. Дразнилка"Рыжик"
Очень даже тебе идёт.

Высоко,  над покатой крышей,
Пристань тихая пролегла.
Эхо кличет призывно,  слышишь?
Вздрогни облачком,  как дела.

Опустись ветерком пониже.
Там,  на брёвнышке,  у реки,
Василькового поля ниша,
Где плела ты с сестрой венки.

А рябинка,  что вместе с папой
Посадили. Смотри,  живёт.
Машет ель вековою лапой
Без тебя уж который год.

Не была ты в Юце,  Париже.
И почти нигде не была!
Там, с небес,  всё ещё увидишь
Яркой звёздочкой янтаря.


НЕБО В ЗАВИТКАХ ИЗ ПЕНЫ...

Небо в завитках из пены.
И плывут издалека
Красотой благоговейной,
Филигранной-облака.
Так маняще-золотисты,
В синем, бело-голубом.
Нежным чудом бархатистым.
В свете чистом, неземном.
Ах, дотронуться губами
Ваших дивных покрывал.
Вы, ведомые ветрами,-
В необъятное портал.


ЧАСЫ ОТБИВАЮТ ОТРЕЗКИ СЕКУНД

Часы отбивают отрезки секунд,
Ночь коршуном смотрит в окно.
И тапочки старые больше не ждут,
А прошлое -только кино.
Пронзительны мысли-укусом пчелы,
А в зеркале-тень от меня.
Откуда на мебели столько золы,
Ведь не было в доме огня?!


ТАМ, ГДЕ ДОЖДИ...

Там, где дожди весенние
Будят косыми строчками ,
В окна стуча настойчиво
С первым лучом зари ,
Где соловьиным пением
Меряют одиночество
В рифмах ища спасение
Верное от любви.
Там,  где рассветы алые
Свежей росою вытканы ,
Где золотыми точками
Сеются облака ,
Солнце взойдёт багряное ,
Радуг украсив свитками ,
Красками вышив сочными
Русь мою на века.


СТАРЫЕ ФОТО

Старые фото. Парни, девчата.
Чувства, бурлящие жизнью когда-то.
Выцветших линий кричащие строки.
Чьих-то надежд и мечтаний истоки.
Старые фото. Вечности лица.
Им-отпечатком для нас повториться.
В рамочках строгих в шинелях солдаты.
Болью пронзённые прошлого даты.
Старые фото. Все ещё вместе.
На сенокосе. На отдыхе. С песней.
Куклы и мишки у детской кровати.
На документах померкли печати.
Старые фото. Слёзы в подушку.
Что ж ты,  считая,  ошиблась,  кукушка?
Там,  на безмолвных страницах- родные,
Будто хранящие нас часовые.


У МЕНЯ ЗДЕСЬ ДОЖДИ И ГРОЗЫ

У меня здесь дожди и грозы
Да срывающий крыши ветер.
Недописанных строчек слёзы,
Где твой образ до боли светел.
Очертаний туманных кашу
Утро черпает звёздной ложкой.
Растворяется в кофе наше
Счастье сахарной, зыбкой крошкой.
Безнадежно, до каждой точки,
Изучаю любимый  почерк.
Букв затейливых завиточки,
Будто крыльев прощальный росчерк.


А СЕРДЦУ МОЕМУ ЩЕМЯЩЕ-БОЛЬНО

А сердцу моему щемяще-больно,
Когда судьба несбывшейся строкой,
Беспечным фото, списком телефонным,
Открыткой милой сводит вновь с тобой.
Воспоминаний ранящих довольно.
Не быть теперь мне окрылённой той,
Что вопреки предвестникам холодным
Вдруг погналась за призрачной мечтой.
Жива. Порой по-детски неуклюже
Пытаюсь делать верные шаги.
В душе озябшей лёд январской стужи
Мир превращает в горькие стихи.




НАСТРОЕНИЕ...

Настроение "цвета осени".
Облаков необъятный дым.
Вышивает в небесной проседи
Дождь серебряным с голубым.
Распростёрши крыла белёсые,
Наклонясь над землёй слегка,
В донцах луж, напоённых росами,
Пьют настои трав облака.

Р.S Зарисовка давняя...



УЗОРНЫЙ ЛИСТ УКРАСИЛ ПОДОКОННИК

Узорный лист украсил подоконник.
Природе пазл осенний не собрать.
Воюя с ветром, одинокий дворник,
Листает листьев пёструю тетрадь.

Летят куда-то разноцветной стаей
С обжитых веток яркие  огни.
Как нежный шёлк, полны надежды в мае,
Путь завершают в слякотные дни.

Ещё чуть-чуть, и дерзкий снег колючий
Покроет коркой необъятный плед.
В зеркальной глади отразятся тучи,
Раскрасив белым праздничную медь.

Мешков гора заполонила дворик.
Так виртуозно партию сыграл,
Стихию подчинив, усталый дворник
Шёл вдохновенно, как на пьедестал.


СОННЫЙ ВЕЧЕР

Сонный вечер упал в ладони,
Обжигая костром заката.
Кисть рябины, лишь кто-то тронет -
Засияет огнём объята.

Луч последний маняще-сладок
Заскользит осколками света.
Лист упавший-в кайме из радуг
Желтизною напомнит лето.

Владимир ОСТРИКОВ
(г. Нефтекумск, Ставропольского края),
Член Российского союза писателей

ВОЗРАСТ

Прикрыв щербатый рот
В глубоком плотном зеве,
Посмотрит на экран осеннего окна:
Роса уж на листах
Дрожит, и светит поле,
Которое лежит
От дома в трёх шагах.

Удилища грустят
Под шифером на скобах,
Подсак блестит в росе
Как звездный ковш в ночи.
Поставив чайник петь
Он отраженье-ворох
Своих седых волос
В резинку заключит.

Рассветный кабинет,
Размытые полотна.
Его фантазий сонм --
У прошлого заём.
Смотреть вперёд сквозь ночь
Отображая лоты,
Вот в чем его завет
И сердца окоем.

Отрада в тишине,
В печальном скрипе петель,
И в треске половиц
Всему один итог.
Но свет прольет сквозь тюль
Тепло, и станет светел
Всего один лишь час,
Он ляжет на порог...

Осенние листы,
Осенние картины,
Осенние пейзажи,
Тебе лишь выбирать.
Он ставит на зеро
Далёкие равнины,
Глубокие озера,
И пустошную гать.

Запечатлев в штрихах
Что так тревожит зримо,
Он успокоит душу
До следующей зимы
Осенние стихи
Прольются рядом, мимо...
И превратятся в иней
Усталы и чисты.

Прикрыв щербатый рот
Он позабудет возраст,
Который лишь условность
В потоке смутных лет.
Держа фасон аскета
Трагикомичность прозы
Он остаётся тем
Кем избран, он поэт...

***
Полевая дорога к широкой реке,
У тебя узелок на запястье блестит.
Ветер вольный дохнет жаром и чабрецом.
Никаких поцелуев, ими полон весь дом.
Только в мире огромном несчастный простит
Этому  отраженью что парит вдалеке.

Дальний путь. Лишь улыбка на милых губах
Вновь напомнит, как ярок предутренний миг.
Новый день заполняет минуты, часы,
Только летний оттенок на капле росы
Вновь подарит набросок далёких торсид,
И плывут силуэты на темных листах...

Леонард СИПИН
(п.г.т. Вербилки, Талдомского г.о., Московской обл.)

ГРЕХ
            
              Душа, известно, сплошь потёмки,
              Пусть рядом дышит человек,
              Подложит в случае соломки,
              Разделит год, а может век.

              И знаешь ты его довольно,
              И веришь, словно близнецу,
              А он тебя ужалит больно,
              Но бить Иуду по лицу?

              Ему и без того несладко,
              Проснулась совесть, горький смех,
              И в одиночестве, украдкой,
              Пытается осмыслить грех.

              Но это ты, твоя картина,
              А грех творение его,
              Сухая, горькая осина,
              Не стоит нынче ничего.


СИТО

                Чужая жизнь всегда легенда,
                Невзрачная иль боевик.
                Чужую не возьмёшь в аренду,
                Судьбой нашёптанный дневник.

                Иной едва до половины,
                И не останется следа,
                Как будто не было в помине,
                Как будто не жил никогда.

                Другой упрямо до кордонов,
                Где мир проявленный дрожит,
                Где на безлюдных перегонах
                Лишь эхо птицею кружит.

                Не всякого достойным словом,
                Без повседневной шелухи,
                Не каждого кумиром новым,
                И в память песни и стихи.

                А нам забвение без славы,
                Кто невзначай, кто пьяным сном,
                Рассыплемся под корни, в травы,
                Сквозь сито времени зерном.


ДЫХАНИЕ

                Мы дышим воздухом равнин,
                Слезой солёной океана,
                Отечества глотаем дым,
                Снегов холодную нирвану.

                Нас жизнь принудила дышать,
                Едва на божий мир взглянули,
                Кричала криком наша мать,
                Пока впервые не вздохнули.

                Вздохнули сильно, глубоко,
                И голубую амбру пили,
                И не жалели ничего,
                И рвали молодые крылья.

                Кузнечные меха земли,
                Ветхозаветные картины,
                Мужчина с женщиной легли,
                В одном дыхании едины.
      
                Как долог век и краток миг,
                Зерном созрев тяжеловесным,
                Срывается, как первый крик
                И падает на грудь отвесно.
 


ДЕЖАВЮ

                Давно утеряны эскизы,
                Забыты старые репризы,
                Утихли шумные пиры,
                Мы обленились, не шустры.
                Судьба иссякла на сюрпризы,
                Нет живости, и нет игры.

                Навеять скуку вам не вправе,
                Но предлагаю разнотравье,
                И фронт июльский, грозовой,
                И колокольчиков покой.
                Там вечность обернулась явью,
                И жизнь буквально под рукой.

                Там время бренное застыло,
                И от земли исходит сила,
                Там у серебряной реки,
                Застыли камнем рыбаки,
                Над ними плавится ярило,
                И неподвижны поплавки.

                Цветёт кипрей и шапка лета
                На кудри буйные надета,
                И ломит камыши сазан,
                И гонит ласточку сапсан,
                Душа иллюзией задета,
                И верит глупая в обман.

                Развеселил?  Хотя бы малость?
                От скуки на такую шалость,
                На белый лист десяток строк,
                Хромающий местами слог,
                Местами возраста усталость,
                И легкомыслия итог.


 МЕНЮ

                Жена горазда до затей,
                Наваристых  кастрюля щей,
                С говядинкою понежней.

                Слегка поджаренный бекон
                Распластан надвое батон
                И с позолотою бульон.

                И сала розового шмат,
                Креветки улеглись в салат
                Их наготу прикрыл шпинат.
               
                С медовой курагой пирог,
                От местных фермеров творог,
                Сметаны глиняный горшок.

                С зелёной плесенью "француз"
                Бразильский кофе, сладкий мусс,
                Кипит слюна, какой  искус!

                Супруга увлеклась игрой,
                Гаргантюа не наш герой,
                Не робин-бобин барабек,
                Обыкновенный человек.

                Молчу голубушка, молчу,
                Вот рукава лишь засучу,
                Раздвину стол-аэродром,
                Бутылочка с известным злом,
                Священнодействуй мажордом!

                Я за тебя безумно рад,
                Мужской и философский взгляд,
                Из рук твоих мне сладок яд.

Людмила КУЗЬМИНА
(п.г.т. Вербилки, Талдомского г.о., Московской обл.)

ЦВЕТУЩЕМУ ДУБУ

Брызги золота строкою
Одуванчик разбросал,
Всей махровой желтизною
Настроеньем колдовал.

Необычно многоцветье:
Точки золота в траве,
Кто-то словно бы отметил
Путь -- дорожку по земле.

В виражах путейка тот,
Льётся его песенка.
Необычный этот год,
Прямо интересненько!

А дубки-то, а дубки!
Как-то вдруг воспряли!
И ладошки поднести
К Солнцу успевали.

Весело им, хорошо!
Я смотрю с улыбкой,
Время зацветать пришло,
Исправлять ошибку.

Как же сойкам без плодов?
Плохо это дело!
Ну, дубочек, будь готов
Справиться умело.

Сколько влаги и тепла,
Ветра озорного!
Наступай скорей, ПОРА,
Ждём плодов мы снова!!!
28.05.2021г.


ЩЕДРОЙ ВЕСНЕ

Расщедрилась Хлоя в сюрпризах
Волною цветущих ковров.
Какие цветочные бризы!
Какой аромат у ветров!

Какая палитра соцветий!
И Флоры ликующий сок!
Пение птичье в привете
Дарит Природы ток!

Вот оно -- Возрожденье:
Триумф молодой листвы,
Травы и цветов кипенье,
Восторг от Его густоты.

Цветущая земляника
В раскидах поляны лесной,
Ей вторят малина, брусника,
Какое богатство Весной!

Какие же перспективы
В вынашиванье плодов?
Только б хватило силы
У маленьких тех кустов.

Только б тепло с дождями
Жизни продлили им,
Поклоны благодеяньям --
Сюрпризам тем дорогим!
31.05.2021г.


ЛЮБИМОЙ СОБАКЕ
     Моему дорогому Чернышу

Тебя я брошенным нашла,
Усталым и худым,
Как ты за девочкой бежал,
Отчаявшись, без сил!!!

Малыш-чудак, печаль в глазах
С надеждой налегке.
Я за собою позвала,
Заботу дав тебе.

А ты за мной не поспевал,
Пришлось в руках нести.
Уход с любовью поджидал --
Пересеклись пути.

Отзывчивостью награждал
Меня мой верный пёс,
Черныш-малыш гулял, играл
И незаметно рос.

Уравновешен, статен, добр.
И деликатность в нём
Была особенным ядром,
Достоинством его.

Себя он тихо предлагал,
За лаской обратясь:
Изящно лапу подавал,
От нежности томясь.

Состариться почти успел
За лакомством-едой,
И скрытно -- тихо заболел,
Чтоб свидеться с бедой.

Его уже полгода нет,
А память слёзы льёт.
Сверхблагодарностью сюжет
Духовно обовьет!!!
12.07.2021г.(ночь)


ПРИЗНАТЕЛЬНОСТЬ
      Незабываемому Чернышу

Несовершенству изложенья
Любовь подвергнута была.
Зато доступностью прочтенья
Она сверкала и цвела.

Освобожденной боли чувство
Хромало слабою строкой,
Запрятанностью светлой грусти
Пускало душу на покой.

Оторванность привычки прежней
Загнало в замиранья сон.
Признательности кокон нежный --
Пульс памяти, высокий тон.

Как важны те воспоминанья,
Живущие под спудом тьмы.
Благодаренье без стенаний
И скромный холмик средь травы.

Я отпускаю лапок теплых,
Любимой мордочки уют,
Прикосновений самых добрых,
Грядущей встречи души ждут!!!
12.07.2021г.(утро)

4. НОВЫЕ АВТОРЫ

Дарья КУЗНЕЦОВА
(Московская обл., г. Орехово-Зуево)
Родилась в 1996 г. В настоящее время ординатор кафедры «Урология» ГБУЗ МО МОНИКИ им. М.Ф. Владимирского (г. Москва).
Участница литературной студии «Созвучие» (г. Орехово-Зуево). Лауреат поэтических конкурсов, участник семинаров молодых поэтов и композиторов центра «Глубинка» в рамках проекта «Лаборатория русской песни», 2022г. Участник  I Всероссийского фестиваля "Лето поэзии", 2022г.


ИСТОРИЯ ОДНОГО ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Раскалённый день сменился вечером,
Охлаждает скалы нежный бриз.
Став героем story of adventure*,
Покоряю каменный карниз.
Взглядом вниз соскальзываю. В пропасти
Не хватало в юности пропасть.
В небесах отсвечивают лопасти
Самолёта. Разевает пасть
Море синее. В одно мгновение
Я сигаю в воду с высоты.
И моё свободное падение
В это время наблюдаешь ты.

* истории приключений


АБРИКОС

Я судьбе не задаю вопросов,
Принимаю данное, как есть.
Наберу корзину абрикосов,
Сяду на пороге, буду есть.
За порогом солнечное лето,
За душою снова ни гроша,
Но меня не беспокоит это.
До того погода хороша,
Что не стало ни тоски, ни злости.
Кажется, до счастья я дорос.
Приходи ко мне скорее в гости
Скушаем поспевший абрикос.


***
Чтобы видеть улыбку твою,
Я нарочно из тысячи жизней
Каждый раз выбираю свою.
Босиком перед Богом стою,
Всё упрямее я и капризней
О тебе непрестанно молю.
В бесконечном смертельном бою
Я тебя для себя отвоюю,
Небосвод променяв на земную
Непокорную нежность твою.


В ПРЕДДВЕРИИ ДОЖДЯ

Такая тихая тревога:
Ни крика птицы за окном,
Ни ветерка. Ещё немного
И грянет гром.

Весенний цветик - недотрога
Сложил в бутоне лепестки.
И блики молний от порога
Уже близки.

Пронзит кинжалом брюхо тучи
Невидимый небесный вождь
И на людей с небесной кручи
Прольется дождь.


Я БУДУ ТВОИМ ВДОХНОВЕНИЕМ

Я буду твоим вдохновением
В бессонную лунную ночь,
Написанным стихотворением.
Я буду вести тебя прочь
От мира озябшего зимнего
В цветущую тёплую даль,
Где цвета небес темно-синего
Касается звёздный хрусталь.
Я буду твоим вдохновением.
Ты сможешь со мной превозмочь
Любую печаль и сомнение,
Без ропота веру упрочь.
Я буду твоим вдохновением,
Я буду сплетением фраз.
Написанным стихотворением,
В котором ни слова о нас. 


Виктор НЕПЛЮЕВ
(Московская область, дер. Володино)
Заслуженный художник России,
поэт, музыкант, автор нескольких музыкальных
дисков

ФОТОКАРТОЧКА

Обыскал все комнаты в дому,
И чердак, и в чердаке тайник.
Ищет фотокарточку старик -
Затерялась, видно по всему.
Разве что проверить дровяник?
Что-то не покоится ему.

Обошёл сарай и дровяник -
Там всегда прохлада и покой.
Прошлогодним веником поник
Под стрехой пустырника пучок:
Там живёт бессмертный паучок,
А в другом углу его двойник.

Заглянуло солнце в дровяник,
Осветило плаху и топор,
Звякнуло и вспыхнуло на миг
Старое железо топора.
Прилетел ответом со двора
Длинный-длинный петушиный крик.

Тот знакомый и далёкий крик
Сохранился в памяти тайком.
Ищет в этой памяти старик
Мальчика с огромным петухом,
Что молчат во времени глухом,
Затерявшись где-то среди книг.


БЕЛО-КРАСНОЕ

Гулял по площади актёр,
На то он и бродячий,
В движеньях смел, в речах остёр, в ногах - огонь горячий.
За танцы эти смелые,
как оскорбленье многих,
Пришли солдаты Белые и отрубили ноги.
Но за слова прекрасные,
за то, что не боится,
Пришли солдаты Красные и отвезли в больницу.

А через месяц снова тут,
В коляске у забора,
В гармонь играют и поют две третьих от актёра.
И за игру умелую,
За революционные эти звуки,
Пришли солдаты Белые и отрубили руки.
Но с музыкой согласные,
За песни его правильные,
Пришли солдаты Красные и в госпиталь отправили.

Конец его обидам,
Обид он не считает
И смелым инвалидам стихи свои читает,
А за стихи те белые,
За афоризмы резвые,
Пришли солдаты Белые, язык ему отрезали.
Но за стихи те классные,
Прикольные истории,
Пришли солдаты Красные и в лазарет устроили.

На полке половик лежит,
Под ним полчеловека:
В глазах - огонь, в зубах - гранит, а в мозге - песни века!
За взгляды его смелые
И зубы обалделые,
За то, что живо тело и
Авторитет неослабленный,
Пришли солдаты Белые и порубали саблями.
И муки те ужасные
Навек его прославили,
Пришли солдаты Красные и памятник поставили.


КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Кто там воет и тоскует тёмной ночью на дворе?
Может это вьюга дует,
Может кто в сенях колдует, не найдёт впотьмах дверей?

Кто там, кто скребёт руками, вдруг он двери распахнёт?
Поздоровается с нами,
И свечи задует пламя, как из погреба дыхнёт.

Ты не плачь, дитя, не бойся, это добрый Домовой,
С ним Пурга - за дверью гостья,
Потеплей, дитя, укройся - он возьмёт тебя с собой.

Полетите над лесами, да в далёкие края,
Над пустынными горами,
Над болотами, снегами - это Родина твоя.

Под сугробами деревья, и дорога не видна,
Запорошены деревни,
И погосты и  харчевни, вёрст на тыщу - тишина.

Там, внизу, изба худая и в окне свеча горит.
Может пряха молодая,
Или матушка седая за вязанием сидит?

Ты не верь, что их забыли, все деревни замело,
Видишь: дверь на двор открыли,
Луч крадётся в снежной пыли, вышел дедушка с метлой.

Ты не верь, что снега насту конца-края не видать,
То страна Сибири - царства,
И не верь, что государству на деревни поначхать.

Сторона твоя велика, лет на тыщу без огней…
Спи, дитя, луна безлика,
Свечка тает, в печке тихо кто-то шебуршится в ней.

Кто там шепчет и бормочет возле печки за стеной?
Спи, дитя, покойной ночи,
Он о сне твоём хлопочет, это добрый Домовой.


АУ!

Все дороги были далеки,
Тишина звенящая была.
Там, в тени кустов речной реки
Детства наша лодочка плыла.
И реки, и лодки больше нет:
Было ли всё это наяву?
Я сегодня выйду в интернет:
Где ты моя лодочка, Ау!

Были ураганы, скрипы матч,
В полумраках пели невпопад.
Смело на стремнину неудач
Вышел нашей юности Фрегат,
Но и он пропал в пучине лет,
Лишь дымок остался на плаву.
Я сегодня выйду в интернет:
Где вы одноклассники, Ау!

Были два звонка издалека
И гудков протяжный хоровод:
Это по реке, наверняка,
Нашей новой жизни пароход.
Проползёт он мимо, или нет?
Лихо на причале одному.
Только и осталось - в интернет
И кричать кому-нибудь Ау!
Ау!


О ДРУГОЙ СТОРОНЕ

Мимо наших ворот день прошёл не спеша,
Потемнел небосвод, заскучала душа,
С поля ветер подул, заскрипели дома.
Запах флоксов в саду тихо сводит с ума.

Заскучала душа о другой стороне.
То ли вспомнил о ней, то ли видел во сне:
Там над кручею дом и сирень под окном,
Там светло по ночам и несуетно днём.

Там калитка была и скрипела слегка,
Вниз до бани тропа, а за баней река.
Там в поддоне реки камни, рыбы, жуки,
И живая вода там текла никуда.

Мимо наших ворот всё уплыло рекой.
Кто же знал наперёд, что наш берег другой:
Мол, на той стороне зеленее кусты
И заборы стройней, и душнее цветы.

Заскучала душа о другой стороне,
Но не слышно о ней и не видно во сне,
Не отмечено дат, как деревни уж нет…

Ночь-рассвет-день-закат,
День-закат-ночь-рассвет.


2014

В доме нашем нынче тишина,
Лишь смартфоны светятся в ночи.
Телевизор третий день молчит -
Там по телевизору Война.

Плачет мамка старая моя,
В скайпе плачет мамкина сестра,
Та, что сорок лет нам письма шлёт,
Та, что в Мариуполе живёт…

Где-то в Мариуполе живёт.

Плачет тётка: там у них давно
В городе чужие времена,
И в прямом эфире за окном -
Не по телевизору - Война.

Плачет тётка: дед сошёл с ума,
Ждёт, когда повестку принесут,
Будто из экранов к ним в дома
Танки тараканами ползут.

Плачет мамка старая моя,
Ей теперь все ночи не уснуть,
Плачет тётка - мамкина сестра,
Просит позвонить куда-нибудь.

Вы, мол, от Москвы недалеко,
Достучаться до властей легко.
Всё ещё на мир надежда есть.
Пусть услышат, что творится здесь.

Плачет тётка, в чём её вина,
Плачет мамка, в чём кого винить,
Думают, кому бы позвонить,
Что не в телевизоре Война.
Лето 2014г.


БЕЛАЯ ГЕРАНЬ

В памяти картина: утренняя рань,
За окном калина, на окне герань,
Бабушка неслышно двор пересекла,
К ней навстречу вышел пёс из-за угла.

Ты вчера на грядках, где укроп-трава,
Плакала украдкой. Вспомнились слова:
Жизнь, мол, будет длинна, дети, муж и дом,
Будет и калина за твоим окном…

Но неповторима утренняя рань,
Красная калина, белая герань.

И, шинкуя что-то, каждый вечер ты
Мужа ждёшь с работы в кухне у плиты.
Не прошёл бы мимо, из-за шторы глянь:
За окном калина, на окне герань.


ДАЛЬНОБОЙЩИКИ

Кружит метель над Доном-автострадой,
Шумит пурга, стоят камазы в ряд,
Там дальнобойщики спят-отдыхают
И до утра в кабинах лампочки горят.

Настанет день, утихнет непогода,
Сметётся снег, откроется маршрут,
Ведь где-то далеко, в конце дороги
Все дальнобойщицы своих любимых ждут.


КУРОПАТКИ

Как на натюрморт в богатой раме
Ты смотрела в зимнее окно,
Где покрылось птичьими следами
Снега кружевное полотно.

В сад твой залетели куропатки
Ягод барбариса поклевать,
Отчего ж за шторою украдкой
Хмуриться тебе и горевать?

Оттого ли, что немногим птицам
До гнезда назначено дожить?
Их далёкий путь не повторится,
Что из леса к северу лежит.

Всюду им двустволки и рогатки,
Зоркий коршун, хитрый человек -
Кыш, вы, улетайте, куропатки
От села подальше на ночлег.

Всюду им засады и измены,
Гарь и человечее жильё -
Кыш, вы, птицы, муж идёт со смены,
У него под койкою ружьё.


ЧУДАК

Он живёт совсем не так,
Как у нас в деревне:
Ни забора от собак,
Ни куста сирени,
Где за домом буерак -
Огород горбатый.
Ни охотник, ни рыбак,
Так - мужик с лопатой.

Ни охотник, ни рыбак,
Но встречая утро,
Улыбается, чудак,
Радуясь чему-то.
Словно в жизни у него
Не было иного,
И не ждёт он ничего
Для себя дурного.

Смотрит в небо под ладонь:
Вот и рассветает,
Вот и месяц молодой
В светлом небе тает,
Вот и новый день пришёл,
Солнце засветило -
Слава Богу, хорошо,
Господи, помилуй.

5. ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ ИСТОРИИ

Теяра ВЕЛИМЕТОВА
(г. Видное, Московской обл.)
Член Союза писателей России

ВИШНЯ – СИМВОЛ НЕПОРОЧНОСТИ

    С приходом христианства на Руси стали возникать монастыри.
В них жили монахи. Они несли верную службу Господу и своему народу:
принимали участие во всех государственных делах, опекали и защищали нищих и больных, давали кров бездомным. Игумены монастырей
пользовались большим уважением как со стороны князей, богатой
знати, так и простого народа.
Время преподобного Сергия, игумена Радонежского (1314–1392 гг.) и его учеников – самая яркая пора в истории монашества на Руси. Преподобный Сергий Радонежский стал для Русской земли уникальным нравственным примером высокого служения народу и православному государству.
Много монахов приезжали на Русь из Греции и Византии, жили в монастырях. Они учили всех желающих Божьему закону и грамоте. И еще одну своеобразную роль суждено было играть приезжим монахам. Они привозили косточки вишни и сажали их вокруг монастырей.
Так на Руси появились эти удивительно полезные и вкусные ягоды. Сейчас невозможно представить ни одно строение на селе или в маленьком городе, садовый участок или дачу без красавицы вишни. Само это дерево считается символом девичей непорочности и красоты.
Вот одну печальную историю, почему цветущая вишня считалась
символом невесты, хочется мне рассказать. Итак, вернемся к временам Сергия Радонежского.

…В одном из городов нынешнего Золотого кольца находился женский монастырь, а рядом с ним стоял богатый купеческий двор. Купец был добродушным человеком, а вот купчиха – злой и жадной. В семье купца подрастали малые детки. За ними присматривала девочка по имени Марфа. Она была из многодетной бедной семьи. Ее отец целыми
днями батрачил – служил богатому купцу. Братья и сестры Марфы нередко голодали и многие умерли в раннем возрасте.
Марфе исполнилось четырнадцать лет. Она очень отличалась от своих сверстников: и умом, и ловкостью, и особенно необычной красотой. Сине-голубые глаза ее отражали чистоту безоблачного неба,русые вьющиеся волосы до плеч сверкали в лучах солнца, как золотые паутинки. Чисто-белое личико сияло, как первый выпавший снег. Тонкий стан, хрупкие руки и стройные ножки придавали ей еще больше красоты. На нее уже стали заглядываться парни. Помощник купца по имени Фрол крепко полюбил ее. И он намеревался жениться на ней и ждал, чтобы любимая повзрослела. Марфа тоже полюбила юношу.
Она целыми днями нянчила малых детей купчихи, а к вечеру, тайком спрятав какой-нибудь маленький кусочек сахара или ломтик не съеденного купеческими детьми печатного пряничка в рукав платья, еле-еле шла в свой дом, который стоял рядом с женским монастырем. Да и Фрол часто угощал ее. Мама девушки делила эти лакомства между
детьми по крупиночке и велела дочери быть осторожнее. Ведь купчиха
отличалась резким нравом.
Время шло. Вот однажды, весной, когда зацвели вишни в монастырях и во дворах богатых горожан, в солнечный теплый день у купца остановился богатый восточный купец, который привез много заморского товару. Фролу очень понравился белый натуральный шелк, ожерелье и бусы из натурального перламутрового камня. Юноша купил все это.
Ведь он копил деньги, чтобы жениться на своей красавице. Да и купец уступил парню эти товары за полцены.
Фрол с благословенья родителей и хозяина стал готовиться к предстоящей свадьбе. За один день сшили Марфе платье. Восточный гость не спешил и решил остаться еще на несколько дней.

Накануне свадьбы Марфа, как обычно после трудового тяжелого дня,спрятав в рукав платья кусочек восточной халвы, которой угостил ее Фрол, собиралась уходить домой. Восточный гость хотел посмотреть на невесту Фрола. Вот Марфу повели в гостиную, где заморский гость и хозяин пили вино, закусывая халвой. Марфа покраснела. Она казалась еще прекраснее от девичьего стыда. Две роскошные, как колосья пшеницы, косы спадали с ее плеч. Восточный барин, солидного возраста, с черной бородой, был вне себя, увидев эту неземную красоту. Рядом стоял Фрол,молодой счастливый жених. Толстая и довольная купчиха со своими малыми детками и прислугой тоже присутствовала на этих смотринах.
Вдруг халва из рукава платья красавицы упала на пол. Раздался всеобщий смех. Девушка от позора и стыда готова была умереть. Купчиха пришла в ярость. Но муж знаком дал понять жене, чтобы угомонилась перед гостем.
Марфу домой не отпустили. Ей дали примерить свадебное платье, сшитое из парчи, и фату, надели бусы и велели еще раз предстать перед заморским гостем. Ничего не понимая, Марфа в подвенечном платье, как сошедший с небес ангел, опять стояла перед купцом. Тот был в неистовом восторге от увиденного.
Хозяин и отец Марфы о чем-то перешептывались. Грязная сделка между купцом, отцом русской красавицы и восточным гостем вот-вот должна была состояться.
Фрол спал в соседней комнате, и ему снился сон. Будто ангелы прилетели с небес, дружно взяли его любимую в белом одеянии с распущенными золотыми волосами и
унесли в небеса.
– Доченька, ты поедешь с этим господином туда, где солнце светит круглый год, где будешь есть все, что угодно. Будешь для него госпожой, – произнес отец.
Марфа все поняла.
– Можно, я немного погуляю во дворе, а потом уеду с ним?..
– Да-да, милая, иди подыши свежим воздухом.
– Может, я пойду с ней, а то она непредсказуемая! – вмешалась купчиха.
– Нет, оставь ее одну. Она поняла, в чем дело, – ответил купец.
Марфа побежала во двор, тихо открыла калитку, бросилась к женскому монастырю и стала просить, чтобы ее защитили. Монахини спрятали ее.

…Утром вокруг монастыря собрались слуги купца во главе с купчихой и требовали выдачи беглянки.Только не смогли этого сделать монахини: они нашли девушку бездыханной, она не смогла пережить того, что случилось…
Ее похоронили прямо во дворе монастыря в подвенечном платье.На ее могиле посадили вишню. Через несколько лет она зацвела. Но никто не ел плоды с этого дерева. Они доставались стае птиц. Птицы разносили косточки по всем окрестностям. Появлялись из
земли молодые ростки вишни. Люди выкапывали и сажали у себя в садах.
Прошло сто лет, и в каждом саду или во дворе росли вишневые деревца.А Фрол пошел монахом в монастырь, научился грамоте. И сам стал учить детей письму, счету и Божьему закону. А по ночам молился за Марфу, которая стала невинной жертвой жестоких нравов того времени.



6. ПОЭМЫ

Владимир ОСТРИКОВ
(г. Нефтекумск, Ставропольского края)
Член Российского союза писателей.


ПРОМЕНАД


1.

Она взглянула на него:
 - "Ни то, ни се..., зато в пальто.
 В перстнях, при галстуке, барсетка!
Огромная, как саквояж".
И подобрела сразу Светка,
Подумала: -"Какой типаж!"
Поправив быстро целлюлит,
Сверкнула пропастью ланит.

Как мало нужно для любви
Когда приходят короли,
С ключами от шикарной тачки,
А не с занюханной заначкой.
Случаются же чудеса!..
-- "Я буду с ним пусть полчаса",
Металась в размышлениях Светка.
Он посмотрел: - "Привет, конфетка!
Налейте даме "La, champe."
Идём на воздух, в мою келью..."
Она светилась вся:  - "Я млею.."

- "Ну да, ну да, мой бриллиант...
Все выпила? Идём скорее!"
-"Какой нетерпеливый франт,
Я как вьетконговец в Корее!"
Пройдя сквозь ряд шикарных тачек
Её он дальше потащил.

Каков шельмец, он метит дальше!
-" Ну, что ж, посмотрим, что за щи
Он приготовил в своей "келье"!"
Её разобрало всерьёз, -
"... Поперлась прямо на мороз,
Прервав обычное веселье."
Ну, вот и дорогой квартал
Остался за спиной далече,
Какой однако милый вечер,
Жаль, ветер тучки разогнал...


2.

Квартал все хуже, все беднее,
Померкли яркие огни.
Как ноют ноги и немеют,
"Куда же он идёт, кретин?!
А я чем лучше? - Идиотка!
Поперлась чёрт знает куда!.."
- "Мадам, даю такую сводку:
У Вас под туфелькой - вода!

Однако, вот, - апортаменты,
Не жмитесь, смело чрез мосток.
Навстречу трепетным моментам,
В тишайший, милый уголок!"
-"Ну, ничего себе, дворец...
Свинарники намного чище!
Каков, однако, молодец, -
Он счастия во мне не ищет!"

Слетела быстро мишура
Пустых надежд и ожиданий,
Вернулась бедная душа
На землю плача и страдая.
Едва переступив порог
Она оттаяла немного,
В несоответствии тревога
Утихла на короткий срок. -
Убранство яркое, с изыском
Так успокаивало взгляд,
Здесь все имело стройный ряд
Без пестроты, с глубоким смыслом:

Камин задумчиво жевал
Дрова, причудливо вздыхая,
Чрез канделябры проливаясь
Струился свет в дверной провал.
Резная мебель: столик, стулья,
Тахта в причудливых тонах,
Купейный шкаф, - легко тонули
В далёких и забытых снах...


3

Звезда спала на дне бокала,
Мелькали тени на стене,
Одна из них легко упала
И растворилась в хрустале...
Надменный взгляд оделся в бархат
Глубоких, чистых, серых глаз,
Луна подтаяла как сахар,
Светила нежно как алмаз.

Ложились тени, замирая,
Рассветный всплеск чертил восток.
Камин, о новом дне вздыхая,
Бросал тепла густой поток...

...Она проснулась в своём ложе,
Такое грустное кино:
Одна... Лишь дует из прихожей,
Лишь воет ветер за окном.

Окраина. Дешёвый номер.
Привычный запах серых стен.
Труба рыдает - кто-то помер,
Отмучился на радость всем.
Декабрь грызет расписку долга,
Счета, квитанции, звонки.
Судьба смеётся над исходом,
Все усложняя эти дни.

Какие сны... Она привыкла,
Без сожаленья провожать.
Своих надежд цветные блики -
Они не станут длинно врать.
Легко одевшись, взяв багетку,
Она направилась к двери.
"Чудные сны! - смеялась Светка, -
Пусть жутко воют декабри..."


4.

Поэт благополучно отелился,
Стопарик пропустив
Спать завалился.
Наутро посмотрев на полотно,
Поморщился:
-"какое же... оно", -
Так не приметно для
Замыленного глаза,
Изрек: - ".. Пусть эта рифма,
Нюня и зараза,
Меня и вдохновляет и бодрит,
Не нужен боле этот...
Он зарыт.
И теплыми, спокойными
Ночами
Я предаюсь воспоминаниям
О драме,
Которая тревожит иногда,
Ах, эти милые ушедшие года!"
Под пятой точкой пуфик
На лебяжьем,
В руках инстрУмент, -
Штык-перо (не мажет)!..
Решимость во все метр сорок,
 Ладно, - метр традцать пять.
(Не будем уж об этом вспоминать).
Мундштук чадит,
От носа - папироса,
Пегас - летун у стойла
Смотрит косо.
Расчешем гриву гордому коню. -
Подкинем слов для строчек:
- "Я пою!
То бишь, пишу... А что?
Пока не знаю.
Но вывезет размякшая
Кривая.
Приму от головы
И встречу друга,
Оставив творчества
Вселенские потуги,
Шезлонг из рифм
Разложим как пасьянс. -
Денек хорош!
Шурпа зовет в Прованс...
Но он, конечно, нас
Не понимает...
Шурпы там нет,
Особенно, гм... в мае.
Да и нам не особенно
Французы.
Когда эспумизан
Не лечит пузо.
Когда усы досадны и
Нелепы,
Здоровье не приветствует
Котлеты,
А острое, мучное - нет, низззяяя...
Такая вот печальная
Стезя.
Под пиво и под
Выхлопы желудка,
Для встреч и споров
К нам приходит
Утро.
И далее..
На стрелках острых
Фраз
Нас пронесет к успеху
Наш Пегас.
И богу - богово,
Поэтово - поэту.
Затейливо смеется
Наше лето,
На кончиках зефирных
Облаков
Сквозь россыпь рифм
Не вычурных стихов."


5.
От рифмы к сердцу путь особый:
Когда судьба готовит новых
Друзей, иль просто первых встречных.
Когда по улице Заречной
Твоя судьба блуждает тихо,
Когда нет смысла в новых титрах
И жизнь, как старое кино:
Пора заканчивать давно.

Да взгляд зацепится на взгляде -
Сорвётся, ничего не надо:
Ни новых чисел в старом дне
Пропало в молодом вине
Желание рассветных мыслей,
Все мысли отстоялись в числах.

И Светка часто здесь
Плыла по тротуару,
И наш поэт бродил
И все искал здесь пару.
Но нет, не встретились они,
Знать не было нужды.
Друг друга видели,
Но были не нужны :

Ни вечера, ни терпкие закаты.
В рубиновых тонах
Луны тонула вата.
Лишь наблюдали свою жизнь
И в ней - себя
Такая вот история
К началу ноября...

Лишь променад.

7. РУБАИ, ХОККУ, ТАНКА
Виктор НОВИКОВ
(г. Электросталь, Московской обл.)
Член Союза писателей России


;ВДРУГ НАВЕЯЛО...
Мои трёхстишия (9 — 9 — 7)

;

* * *

На белой простыне не­ба

Сегодня все выцвели краски.

Весна придёт без сти­хов.

;

* * *

Молния в камень удар­ила,

А дерево рядом стоял­о.

Жизнь проходит без веры.

;

* * *

Летом в лесу царит суета,

Все хотят взять побо­льше тепла.

Холодно мне у окна.

;

* * *

Воркуют, воркуют гол­уби.

Это праздник весны и любви.

А дворник скребёт ас­фальт.

;

* * *

- Папа, смотри! - ре­бёнок кричал. -

Выпал, выпал птенец из гнезда!

А небо так высоко!

;

* * *

Ручеёк закружил лепе­сток,

А на нём паучок слов­но спит.

Счастье слепое во сн­е.

;

* * *

Этот вечер купался в алом,

Звёзды дружно рождал­ись в синем…

А на листе ни строки.

;

* * *

Старая яблоня вся в цвету,

Осенью некому брать плоды…

Книги скучают мои.

;

* * *

Дождь одинокий стучал в окно,

Грустные слёзы гасли в траве..

Осень пришла и ко мн­е.

;

* * *

А гроза, нашумев, пр­олетела -

Для братской могилы прохлада…

Дома родился мальчик.

;

* * *

Боже мой, Какая крас­ота:

В каждой луже Великий Космос -

Великое в обычном!

;

* * *

Весна. И глаз веселя, у пня

Зеленеет обильно пор­осль.

Ель одиноко грустит.

;

* * *

Мы все ждали лета, но этот зной

До дна осушил все ко­лодцы…

И снова мы ждём весн­у.

;

* * *

Зацвёл у дороги цико­рий,

Цветы голубей небосв­ода…

Вкусен его напиток.

;


8. РОМАН В ЖУРНАЛЕ

Теяра ВЕЛИМЕТОВА
(г. Видное, Московской обл.)
Член Союза писателей России.

ДОЛГАЯ ЛЮБОВЬ МОЯ
(Продолжение. Начало в ном. 42-48).

ГЛАВА 8. КОГДА ТЕБЯ СО МНОЮ НЕТ...

          В целом мире я один,
          Я самим собой судим,
          Я не смог любовь спасти --
          Ты прости меня, прости...
           "Элегия". Муз. М. Магомаева,
                сл. Н. Добронравова


    Тамара проснулась от телефонного звонка.
    -- Алло! Кто это?
    -- Какая вам разница? Ваш Дон-Жуан переспал с одной девицей, она под утро выскочила в коридор и кричала как ненормальная, их вместе в психушку отвезли...
    Наверное, полчаса Тамара ходила по квартире. "Что это - розыгрыш?" Мысли путались. Наконец она взяла себя в руки и позвонила в номер Муслиму. Трубку взял незнакомый мужчина.
    -- Алло, -- позовите, пожалуйста, Муслима, -- попросила она дрожащим голосом.
    -- Так он поехал в психушку со своей очередной подружкой, -- ответил незнакомец.
    Тамара дальше не стала слушать, вызвала такси и поехала в гостиницу. Она быстро прошла по коридору в номер, где аварийная бригада устраняла последствия потопа, прошла в комнату. Одеяло с кровати валялось на мокром полу, на тумбочке лежал женский капроновый чулок. Тамара достала из сумочки носовой платок, брезгливо взяла чулок. Позади стояла толпа зевак и смотрела на неё. Ворвался Муслим.
    -- Тамара Ильинична! Что вы тут делаете?
    -- Вас что, отпустили из психушки? А где ваша девица? Я хочу отдать её вещь! -- в гневе, еле сдерживая себя, сказала Тамара и бросила в Муслима злополучный чулок.
    -- Да как вы смеете?! Я вам этого никогда не прощу! -- кричал вне себя и без того расстроенный Муслим.
    Тамара больше не стала его слушать и убежала. Боль, обида, горечь утраты, разочарование -- все переплелось в её сердце.
    ...Какие сплетни ходили по всей гостинице, потом по всей Москве, остаётся только догадываться. Муслим, в силу своего характера, не стал просить у Тамары прощения, а, наоборот, ещё и обиделся на любимую: как она могла поверить, что он изменил с пьяной девицей, и швырнула в него чулок при посторонних. Они решили расстаться. Муслим не находил себе места, курил сигареты по две-три пачки в день. Усилия друзей помирить их ни к чему не приводили...
    Страна готовилась к майским праздникам. В гостиничном номере у Муслима собрались Иосиф Кобзон, Лев Лещенко, Александра Пахмутова и Николай Добронравов. Они разучивали новую песню Пахмутовой и Добронравова "Малая земля"( Эта песня о маленьком, но стратегически важном клочке суши южнее Новороссийска, который в 1943 году 225 дней удерживали моряки Черноморского флота и солдаты 18-й армии. Начальником политотдела этой армии во время войны был Л.И.Брежнев. И по долгу службы бывал на "Малой земле").
    Последнее слово оставалось за Фурцевой. Министр сама решала, кому исполнять такие патриотические песни, тем более на празднике, посвященному Дню Победы. Муслиму не до песен, он сразу всех предупредил, чтобы его не учили уму-разуму, как вести себя, как помириться с Тамарой: семейная жизнь не для него.
    После репетиции пили кофе.
    -- Александра Николаевна! Сделайте мне, пожалуйста, подарок.
    -- Муслимчик! Любой подарок, только скажи.
    -- Напишите песню про меня и дайте исполнить ей!
    Все без уточнений поняли, о ком идёт речь.
    -- Послушай, Муслим, ну чем тебе не нравится, как мы живём в семьях с любимыми жёнами. Посмотри, какой костюм у Льва? Какой материал качественный! -- вмешался Иосиф, не зная, как образумить Магомаева.
    -- Причём тут костюм Левушки?! Ну очень хороший! И что?
    -- А то, что это моя жена мне сшила на заказ! -- не выдержал Лещенко.
    -- Тебе тоже твоя Нелли шьёт, Иосиф? -- обратился Муслим к Кобзону.
    -- Нет, она из-под полы достаёт через своих родственников, -- смеясь, ответил Иосиф.
    -- А Дита (Эдита Пьеха) сама шьёт свои концертные платья? Мне тоже шьют в ателье костюмы, -- заставляет себя улыбаться Муслим.
    -- Муслимчик, Муслимчик! Ничего в семейной жизни не понимаешь! Тебе только твои гулянки дороги. Это какая женщина выдержит? Вот мы с Алей живём тихо и мирно, даже не знаем, что такое ссориться. Ладно, попробуем написать мы песню для твоей Тамары! -- вмешивается в разговор Николай Николаевич.
    -- Она больше не моя! -- упрямо твердит Муслим, -- зачем она мне нужна? Раз поверила, что я изменил с девицей лёгкого поведения.
    -- Послушай, Муслим, а если бы эта девица умерла от разрыва сердца, в тюрьму ты бы сел точно! -- сердится Иосиф.
    -- Ну и что? Вы бы передачи носили мне, я бы музыку сочинял и пел бы своим сокамерникам песни...
    На улице уже стемнело. Постучали в номер, принесли коньяк и еду из ресторана. Магомаев хотел расплатиться, официант заявил, что все уже оплачено. Муслим посмотрел на Иосифа.
    -- Иосиф у нас во всем знает меру, не то что ты -- без тормозов! -- слегка обнимая Муслима, сказала Александра Николаевна.
    Вся дружная компания села ужинать. После второй стопки друзья ещё больше развеселились. Только Александра Николаевна не употребляла спиртного и уговаривала ребят ещё раз пройти песню. Но было уже не до репетиций.
    ... У Тамары по вечерам поднимается температура, особенно после выступления на сцене Большого. Она поёт Любашу -- это её любимая роль из "Царской невесты". Опера имеет небывалый успех. Попасть в Большой театр очень трудно, только по знакомству, и, конечно, в первую очередь, билеты продают иностранцам. Тамара изо всех сил старается показать, что она такая же, как и прежде, весёлая и непосредственная, но у неё плохо получается. Она каждый день ждёт Муслима, хочет, чтобы он пришёл и попросил прощения.
Этого не происходит... Утром у Тамары спадает температура, она старается чем-нибудь занять себя.
    Сергей, узнав, что Тамара рассталась с Магомаевым, звонит, не теряя надежды, а вдруг!.. Тамара вежливо отвечает ему, но к себе не зовёт: зачем делать ему ещё раз больно? Сергей не заслуживает этого. Что было, то прошло... "Моя мама была одна всю жизнь, и мне так суждено". Даже пойти и поплакать ей сейчас не к кому. Баба Люся переехала жить в Солнцево к внучке, у неё прекратились головные боли, теперь в её квартире живёт внук Алёша, студент Высшего технического училища имени Баумана. Баба Зухра счастлива как никогда, исполнилась её мечта: Диана вышла замуж за самого лучшего и умного татарина в Москве, который очень любит свою жену. Теперь они живут в квартире бабы Зухры, которую она завещала Диане, и ждут появления своего первенца. Хотя УЗИ в то время не делали, все уверены, скоро на свет появится Муслимчик. Сама баба Зухра переехала жить в Подмосковье к сыну. По выходным она играет в карты с отцом Ибрагима Ренатом.
    Все подруги и друзья Тамары стараются как-то её поддержать. Тамара это чувствует. Она нередко остаётся одна в своей квартире со своими мыслями, воспоминаниями о "великом басурмане, сердцееде миллиона женщин, Дон-Жуане" и часто вспоминает слова Сергея, который в гневе кричал, что Магомаев, "как сатана, какая с ним свяжется, той навеки хана".
Ведь действительно так, даже в Милане она отказывалась от романтических ухаживаний итальянского миллионера Франческо, который без ума от неё и её таланта. Как только этот синьор ни старался угодить ей, дарил дорогие подарки, но она всё возвращала, ибо знала, что за всё надо в этой жизни расплачиваться. "Вот и сейчас я горько расплачиваюсь за то, что так беспощадно бросила своего мужа, -- думала Тамара. -- Так мне и надо! Ну что, моя милая мама, смотришь на непутевую свою дочь... Ты там в раю попроси боженьку, пусть он простит мои грехи. Прости меня! Я больше не буду!"
    С такими мыслями Тамара все смотрела на портрет матери. Позвонили в дверь: пришли Маквала Касрашвили и Елена Образцова. Тамара поняла, что подруги сговорились и решили её утешить. Они принесли с собой продукты.
    -- Девочки! Вы что думаете, я с голоду умираю. Я сейчас одна, обедаю в кафе, надо держать себя в форме. А от посиделок я потолстела.
    Тамара обняла подруг и расцеловала их.
    -- Девочки! Вы не бойтесь, крыша у меня не поедет, я не имею права так страдать, чтобы сцена была на втором месте. Театр всегда будет у меня на первом месте, и на втором, и на третьем тоже. И, пожалуйста, ни слова о нём!
    -- А мы не собираемся о нём говорить, мы к тебе пришли. И вот какая история с нами случилась: договорились мы с Маквалой встретиться около метро "Полянка", а на улице очередь стоит -- от самого книжного магазина "Красная гвардия". Мы встали в неё. Продавали томик Дюма, -- Лена достаёт из сумки книжку и продолжает: -- Возьми! Это тебе!
    -- Ой! Спасибо, девочки!
    -- Тамара, слушай! -- продолжает Елена, -- вдруг выходит продавщица и кричит, что последним не стоит стоять, книг осталось мало. И стала считать, кому приблизительно достанется Дюма, а кому нет. В одни руки продавали только два экземпляра. Дошла до нас и ахнула -- узнала солисток Большого театра и шепчет: "Пойдёмте со мной!". Повела нас в магазин с чёрного хода. Все, безусловно, возмущаются: и продавцов, и нас спекулянтами обзывают.
    -- А дальше что? -- спрашивает Тамара.
    -- А дальше мы оказались в подсобном помещении, а там целая гора этих книг. Ну, мы и купили по два томика, а там один нерусский парень укладывает в большую спортивную сумку много книг и ещё штук двадцать пластинок. Мы глаза вытаращили, а он нам говорит:"Девочки! Клянусь мамой-джан! Эти пластинки всем буду дарить. Я из Баку, вы плохо знаете бакинских парней, вообще -то я на вашем "московском языке" "спекулянт", но этими пластинками я не имею права торговать.
Все эти книги тоже подарю кому надо!".
    Вдруг он узнал меня и ахнул, что-то шепнул продавщице, набрал пластинок и книг, отдал ей деньги и ушёл. Когда мы хотели расплатиться, то нам сказали, что всё уже оплачено. Пластинку мы тебе тоже купили, это -- новинка, возьми! -- с лукавой улыбкой Лена даёт Тамаре ещё и пластинку.
    Тамара с замиранием сердца читает: "Поёт Муслим Магомаев".
    Снова вышел пятимиллионный тираж этих пластинок, все было распродано в течение нескольких дней. Сам Муслим Магометович вспоминает, что за границей не хотели верить в многомиллионные тиражи его пластинок. Он объясняет это просто: наша страна -- самая большая и музыкальная, и каждая семья приобретала пластинки. Я бы сказала на современном языке: по рейтингу среди тиражей пластинок Магомаев стоял на первом месте, на втором -- пластинка с песнями из сериала "Семнадцать мгновений весны" в исполнении Иосифа Кобзона. А дальше -- Лев Лещенко, Валерий Ободзинский, Эдита Пьеха, Эдуард Хиль, Людмила Зыкина, Анна Герман.
    ...Маквала на кухне достаёт курицу, заправляет ее грузинскими специями и отправляет в духовку. Лена чистит картошку, Тамара пошла в зал -- поставить пластинку на проигрыватель. Звонок в дверь, Лена открывает: на пороге стоит тот самый бакинский парень и Володя Атлантов. Стоят и смеются, да так заразительно, что к ним присоединяются Лена и подошедшая Маквала. Тамара слышит смех подруг, выходит в коридор, видит неожиданных гостей -- Володю и Абрама с двумя большими сумками и с целой охапкой свежих тюльпанов. Тамара тоже смеётся.
    Подруги накрывают стол в зале, Абрам достаёт коньяк, зелень, чёрную икру, осетрину.
Бакинскую пахлаву он делит на три части, а также в три пакета расфасовывает "тот самый" чай. Он рассказывает дамам, что учился в Баку в музыкальной школе для одаренных детей вместе с Муслимом. Маквала и Елена удивлены, что Абрам ушёл из мира музыки и занялся другим делом.
    Абрам рассказывает примам Большого театра свою историю...
    Володя Атлантов вспоминает, как они жили вместе с Муслимом, когда стажировались в Италии.
    -- Я уверен, что Муслим не позволит себе лишнего с девицей лёгкого поведения, скорее всего -- это неудачный розыгрыш, ведь Муслим большой охотник до всяких проделок...
    -- Как там Араз? -- старается поменять тему разговора Тамара.
    -- Я хотел все это отнести Муслиму и вам тоже. А Араз сказал: передай всё Тамаре Ильиничне. А эту пахлаву испекла мама Араза. Мы с Володей встретились около метро, ему я тоже кое-что передал. Араз сейчас в ссоре с Муслимом, а со мной помирился и смирился с моим образом жизни, потому что понял, что без нас, деловых бакинских парней, простым некуда деваться! -- шутит и смеётся Абрам.
    -- Странно, я думала Араз от своих принципов никогда не откажется! -- поддержала беседу Тамара.
    -- Он и сейчас не отказывается. Просто недавно у его друга Апреля, одного лезгина, прабабушка умирала, она хотела, чтобы её похоронили в семи белых шёлковых саванах. Родственники купили ей белый шёлк в магазине, а старуха кричит на них и говорит, что это не настоящий шёлк. "Я не пойду на свидание к своему покойному мужу в рай в ненастоящих шелках". Бедные родственники голову ломают, где достать натуральный белый шёлк. Тогда её правнук Апрель, который учится вместе с Аразом в одной группе, просит его достать настоящий, и Араз вынужден обратиться ко мне. Ну, я позвонил нашей мамке Марго, она через своих родственников из Израиля достала настоящий шёлк. Как ни странно, продала его по своей цене. Я как раз был по своим делам в Москве. Зашёл с этой сумкой к Муслиму, он просил отвезти своей дочери три пластинки итальянских композиторов и два тома Джека Лондона.
    -- Наверное, красавица его дочь! -- перебивает Абрама Маквала.
    -- Ещё бы! Хорошенькая, к тому же "золотая девочка" -- кроме бешеных алиментов папаша вечно ей что-то посылает. Ну, так слушайте дальше.
    -- Подожди минутку, давай сначала выпьем за нашу встречу, -- Володя наливает всем по стопочке коньяка. -- Ну, теперь продолжай, Абрам.
    -- В гостинице Муслим открывает мою спортивную сумку, где лежит эта материя: "Ты что теперь стал торговать белыми саванами для покойников?". Я ему рассказываю правду, вдруг он на минутку задумался и говорит: "Слушай, Абрам, я не знал, что у мусульман есть такой обычай! А ведь моя бабушка умерла, я даже не смог поехать на похороны. Самое ужасное зрелище, это когда ты видишь своего родного человека мертвым. Слушай, давай сделаем так, я куплю у тебя этот шёлк, а ты подари его прабабушке Апреля -- вдруг она встретит мою бабушку на том свете, и она простит мне всё, что я натворил, и то, что не смог с ней попрощаться. Только не говори там, что это от меня ". Вот так -- то ли всерьёз, то ли в шутку -- говорит Муслим.
    Время идёт, а старушка не умирает, так и говорит всем, пока вы мне не покажете настоящий белый шёлк, какой был при царе Николае, ни за что не пойду на свидание к мужу. Пошёл я в бакинскую квартиру, где эта старушка жила, с 13-ю метрами шёлкового белого материала. Там все родственники собрались, чтобы прощаться с ней. Я достаю шёлк и объявляю: "Это вам от меня". А один аксакал говорит мне: "Сынок! Ты купец, мы покупатели, по нашим обычаям, семь человек, которые роднее всех старушке, должны от своего имени завернуть её в белый материал -- так мы согреем её своим теплом на том свете. Мы обязаны купить твой товар". В первый раз меня назвали, как моего прадеда, купцом! Короче говоря, я отрезал каждому по саженю (1м.85см. -- Автор) и продавал. Вот так я поимел двойную цену на этом товаре. Я ещё подарил бабушке Зейнаб духи "Красная Москва". Оказывается, это её любимые духи. Она велела Апрелю лично надушить её на смертном одре этими духами, когда она будет готовиться к свиданию с любимым мужем, который умер 40 лет назад. И ещё она приказала невестке покрасить её волосы хной: "Не пойду на свидание к своему мужу седой, и ещё не забудь покрасить мне брови", -- говорит старушка. Оказывается, она была дочерью богатого лезгинского купца при Николае ||, поэтому знала толк в натуральном шёлке. Под утро следующего дня бабушка Зейнаб умерла.
    -- Абрам! Расскажи девочкам про свою тещу! -- улыбаясь, просит Тамара. -- Ты также с ней воюешь?
    -- Ой, совсем забыл, вам письмо от неё, -- Абрам достаёт листок и протягивает Тамаре.
    Пока он наливает очередную стопочку коньяка, Тамара читает послание.
    -- Абрам! Можно, я всем прочту, что она пишет?
    Абрам кивает, Тамара читает вслух: "Дорогая Тамара! Ты не переживай так сильно! И вновь припадет к твоим ногам наш дорогой Орфей! У вас не раз будут ссоры, но ты сможешь всё преодолеть, особенно, когда наступят страшные времена для великой державы. Ибо написано в Библии, что всё перевернётся вверх дном, всё, что было нравственным, станет аморальным, и наоборот. Через три десятка лет, на заре, Муслим уйдет в мир иной на твоих руках. А слава и талант Магомаева не померкнут никогда! Будь счастлива, девочка моя!".
    Тамара убежала в ванную, закрылась, чтобы никто не видел её слёз, но быстро взяла себя в руки...
    -- Да, Тамара Ильинична! Теперь мы с тёщей живём душа в душу. С Ларисой я расстался, она изменяла мне здесь, в Москве. А тёща неоднократно меня предупреждала. Девочки, милые, как я не хочу уходить отсюда, так бы и сидел с вами. Но мне надо встретиться с одним человеком, который улетает в Польшу по делам. А кстати, хотите фокус покажу вам?
    -- Хотим! Хотим! -- весело, по-детски, зашумели подруги.
    -- Только никому не рассказывайте!
    -- Хорошо! Хорошо!
    Абрам достаёт из сумки большой кулёк с конфетами "Гулливер". Берет одну конфету, осторожно ломает её и вытаскивает маленькую стеклянную медицинскую пробирку, затем лёгкими движениями настоящего фокусника открывает эту пробирку и достаёт оттуда десять рублей.
    Видя недоумение на лицах подруг, Абрам поясняет:
     -- На фабрике "Красный Октябрь" у меня есть знакомая упаковщица. Она по заказу делает такие конфеты, конечно, их бригадир тоже знает об этом. На эти конфеты мне привезут, ой-ой, сколько товару! Теперь поняли? Но я вижу, вы чистые девочки, с вами опасно связываться! Ещё заложите нашу компанию "торгашей". Мы подпольные купцы! -- смеялся Абрам. -- Можно я кофе попью и пойду дальше по своим делам?
    -- А я ещё буду пить за предсказания тещи Абрама! Пусть Муслим умрёт на руках Тамары, -- говорит слегка захмелевший Владимир Атлантов. -- И я бы тоже хотел умереть на руках своей любимой...
    Маквала заваривает кофе. Тамара ставит ещё одну бутылку коньяка из "магомаевских" запасов.
    -- Тамара Ильинична, можно я поиграю на вашем пианино, а то уже два дня не подходил к инструменту, -- говорит Абрам и начинает играть стоя, одной ногой нажав на педаль, берет аккорды и играет Рахманинова, потом садится и начинает играть Чайковского. Останавливается, на ходу пьёт кофе, прощается со всеми и уходит. Пару минут все молчат.
    -- Девочки, милые! Вы не видите, что у вас творится в стране, такой талант и чем занят? -- вопрошает Атлантов.
    -- Ну, он сам виноват. Почему ты занимаешься тем, чем должен заниматься? -- говорит Елена Образцова.
    ...Прошло три недели. Воскресенье. Скоро десять часов утра. Две недели назад на свет появился маленький Муслимчик. Его взрослый тезка один сидит в номере и тоскует: все курит и курит. Звонит Александра Николаевна:
    -- Алло! Муслимчик! Подарок для тебя готов! Через десять минут включи телевизор, смотри "Утреннюю почту".
    -- Спасибо, Александра Николаевна! Я вас очень люблю! Бегу смотреть передачу.
    Вся страна смотрит "Утреннюю почту". Стучат в дверь. Муслим открывает: на пороге ведущий этой программы Юрий Николаев.
    -- Муслим привет, чуть не опоздал, хорошо, что ты в номере! Давай вместе будем смотреть последний выпуск, я хочу, чтобы ты оценил меня как ведущего, -- лукавит Юрий.
    Муслим всё понял, сделал вид, что ничего не знает. Друзья поудобнее сели на диван. Передача подходит к концу, ведущий Юрий Николаев объявляет: "Дорогие зрители! Вот этот мешок с письмами мы получили от вас с просьбой, чтобы в эфире вновь и вновь звучала песня в исполнении народного артиста СССР Муслима Магомаева "Ты моя мелодия" -- слова Николая Добронравова, музыка Александры Пахмутовой.
    Муслим недоволен:
    -- Юра! А больше нет песен? Все одно и то же!
    -- Муслим! Что же ты такой нетерпеливый?
    Юра Николаев с экрана телевизора продолжает говорить:
    -- А теперь, дорогие зрители, наши уважаемые Александра Пахмутова и Николай Добронравов написали песню, которая в каком-то роде является криком души на только что прозвучавшую мелодию и называется она "Прощай, любимый", а исполнит ее заслуженная артистка РСФСР Тамара Синявская.
    С экрана на Муслима смотрит Тамара и поёт:

   Любовь пришла к нам песней лебединой.
   Пойми любимый:
   Вечным пилигримом, вечным пилигримом
   Было сердце моё.
   Ты ворвался в жизнь, как озаренье, озаренье.
   Ты мой грозный суд и вдохновенье, вдохновенье.
   Весь мир наполнен песней лебединой, лебединой...
   Прощай, любимый,
   Мой неповторимый, мой незаменимый,
   Неожиданный мой!

Слова автора:
    Помню как сейчас... Мы смотрели передачу "Утренняя почта". Когда пел Муслим Магомаев, то увидели, что он еле-еле сдерживал себя, слёзы душили его. А потом пела Синявская. Сколько тоски и отчаяния было в её глазах! Недавно я нашла это видео...
    Дорогой читатель, прошу тебя, посмотри в интернете это видео, и ты все поймёшь без моих слов. Тогда мы все обвиняли нашего любимчика, а не Тамару. Все только и говорили, что гулянки и друзья для Магомаева -- больше, чем личная жизнь. Как ни странно, все сочувствовали Тамаре Синявской. Но в то же время увидели, как страдает наш Муслим.

    В Москве, в квартире дяди Джамала, передачу смотрят, как обычно, Мария Ивановна и Мария Григорьевна. Они, как никогда, обижены на Муслима. После ссоры с Тамарой Муслим к ним не приходит и не звонит. Сдержанный Джамал говорит, что Муслим сам виноват, и пусть сам отвечает за свои поступки. Дядя Джамал вспоминает покойного брата Магомета. Тот был авторитетным гусаром среди бакинских джентльменов. Недаром он женился на красавице-актрисе Айшет Кинжаловой. Муслим Магомаев в своих воспоминаниях так отзывался об отце: "Если где-то замечался шум, куча-мала, то там обязательно ищи Магомета... Увлекающийся, упрямый, драчливый, но в душе поэт. То легкомысленный, то яростно непоколебимый и суровый в своих принципах" ( "Живут во мне воспоминания"). Отец добровольцем ушел на фронт и героически погиб в Польше, за несколько дней до Победы.
    После того, как Тамара спела "Прощай, любимый", Мария Григорьевна убежала в другую комнату и разрыдалась, впервые в слезах ругая Муслима. Дядя Джамал не выдержал, повысил голос:
    -- Ну что, доигрался твой любимчик?! Теперь будешь его защищать? Опозорил себя на всю страну.
    Бедная Мария Григорьевна подошла к окну и просила Всевышнего "образумить" её любимчика.
    ... На даче Алиевых в Баку все смотрят "Утреннюю почту", в том числе и Гейдар Алиевич, он всегда смотрит эту передачу. Алиев не в настроении. Все знают, почему, и все молчат. Накануне поздно вечером он возмущался поведением Муслима и делился с супругой:
    -- Вот, скажи на милость, что ему не хватает? Опозорил себя на всю страну. Всенародный любимчик, а ведёт себя, как мальчишка.
    -- Гейдар, успокойся, пожалуйста. Тамару жалко.
    -- Вот-вот! Она из-за него развелась с мужем, а он такие фокусы вытворяет!
    -- Ты знаешь! Помирятся они! Муслим не сможет без неё жить!
    А в Москве перед экраном телевизора сидит всё семейство Алтыкулачевичей. Диана обращается к мужу:
    -- Давай пойдём к Тамаре Ильиничне. Магомаев не мог ей изменить. Тут какое-то недоразумение.
    -- Конечно, дорогая. Как скажешь...
    -- Так Тамарочка сейчас на гастролях в Париже, -- говорит баба Зухра, она обещала для Муслимчика какую-нибудь французскую игрушку привезти.
    ... Париж, гостиница "Harvey", в двух километрах от Триумфальной арки. После шумного успеха солисты Большого театра собираются идти по магазинам. Тамара сидит в гостинице и приводит себя в порядок, стучат в дверь и вносят огромную корзину роз. У Тамары забилось сердце: неужели от Муслима? Но нет! Входит итальянский знакомый Франческо. По-английски обращается к ней.
    -- Милая синьора! Я только что прилетел из Италии. Узнал, что вы здесь! -- целует ей ручки.
    -- Спасибо за цветы! Извините, вечером у нас самолёт, мы с подругами хотим пройтись по магазинам.
    -- Через час всё будет здесь, что вы пожелаете!
    -- Нет, нет! Спасибо!
    -- Да я помню, что вы, кроме цветов, от меня ничего не принимаете. Послушайте, дорогая Тамара, я прилетел с самыми благими намерениями! Я разведусь и женюсь на вас. У нас с женой давно нет отношений, хотя я потеряю половину своего состояния в её пользу. Весь мир будет у ваших ног, все мировые сцены, вы будете самой высокооплачиваемой примой и не будете бегать по магазинам в поисках недорогих вещей. Вы заслуживаете только бриллиантов, а не дешёвых стекляшек. Ваша страна не ценит таланты! Я знаю, что вы расстались с синьором Магомаевым. Выходите за меня замуж! -- на коленях громко, в отчаянии, говорит Франческо и пытается обнять Тамару.
    Она вырывается из его объятий, выбегает из номера и сталкивается с подружками, которые подслушивают, как итальянский миллионер тщетно объясняется в любви русской красавице, ради которой готов половину своего состояния отдать, лишь бы получить руку и сердце Тамары и сделать её всемирно известной певицей.
    -- Тамара, мы не успеваем! Ты оделась? -- кричат девочки, пытаясь оправдаться за столпотворение у дверей.
    На улице синьор Франческо говорит своему телохранителю:
    -- Эти русские ненормальные, особенно Магомаев и эта синьора. Я им предлагаю другую жизнь, а они держатся за свою нищую страну, где нет даже элементарных вещей.
    ... Два дня как Муслим отсоединил телефон и включает его изредка, когда нужно кому-нибудь позвонить. Он смотрит в зеркало и не узнает себя: синие круги под глазами из-за бессонных ночей, небритый, помятый. Он звонит Кобзону.
    -- Алло, Иосиф! Слушай, будь другом! Выручай! Спойте все песни на праздничном концерте вместе с Лещенко. Я улетаю в Баку -- больше не могу так.
    -- Муслим, ты сам себе делаешь хуже! Ты вообще не ценишь то, что у тебя есть.
    -- Мне надо собраться с мыслями!
    -- Прости меня! Но ты идиот. Ты знаешь, что театрал-миллионер Франческо в Париже на коленях просил Тамару остаться за границей.
    -- Не может быть! Ну и оставалась бы, раз я такой непутёвый. Этот Франческо мне тоже предлагал остаться в Италии.
    -- Муслим, очнись: Франческо предлагал ей выйти за него замуж, он узнал, что у вас разлад.
    -- Ну и вышла бы замуж за него!
    -- Ты как татарин упёртый. Она тебя любит!
    -- А ты еврей всеведущий! -- уже со смехом говорит Магомаев. -- Слушай, а ты откуда знаешь?
    -- От верблюда! Мне Нелли сказала, её подруга в Большом поёт. Ладно, тебя не переубедить, поезжай в Баку, соберись с мыслями. Я что-нибудь придумаю, выручу тебя перед Екатериной Алексеевной.
    -- Слушай, Иосиф, а что ещё говорят там, в Большом, про Тамару Ильиничну и про меня?! Что я -- идиот?
    -- Муслим! Это я, Нелли! (она всё это время стояла рядом с мужем и слушала, о чём они говорят). Вы меня извините, что вмешиваюсь, но вы зря так поступаете! Тамара хоть и делает вид, что ничего не происходит, а глаза её выдают истинные чувства. Мнения труппы Большого театра о предложениях Франческо разделились. Одни восхищаются её поступком, а другие говорят, что зря она упустила шанс. Ведь Тамару ничего не удерживает в Москве: с мужем развелась, родных почти нет, Магомаев вытворяет, что в голову взбредёт...
    Только он положил трубку, опять звонок.
    -- Алло! Муслим, это Клавдия Петровна, подруга твоей мамы, она никак не может до тебя дозвониться, в гостинице сказали, что тебя нет.
    -- А где сейчас мама, Клавдия Петровна?
    -- Она проездом в Москве, сейчас на Казанском вокзале, через час отходит поезд в Минеральные Воды, вагон номер пять.
    -- Спасибо! Бегу!
    Муслим быстро бреется и едет на Казанский вокзал.
    В Москве пасмурно, идёт мелкий дождь. На Казанском вокзале пассажиры стоят на перроне у поезда до Минеральных Вод. Муслим ищет маму, все смотрят на него и показывают чуть ли не пальцем. Айшет сама бежит навстречу сыну, они обнимаются и целуются.
    -- Мама! Я не знал, что ты в Москве! Как ты?
    -- Сынок, ты как?! Выглядишь очень неважно. А мне вот с работы дали путевку в санаторий. Специально в Москву на день раньше прилетела, чтобы с тобой повидаться. А тебя нельзя найти...
    -- Пойдем в вагон, а то все на нас смотрят.
    -- Ну и пусть все смотрят и видят, какого талантливого красавца я родила! -- смеётся Айшет. Взяв под руку сына, ведёт его в купе.
    -- Да ещё непутёвого идиота, -- шутит Муслим.
    В вагоне все улыбаются. В купе пожилая женщина бесцеремонно лезет в разговор:
    -- Сынок, извини, пожалуйста, но я вынуждена вмешаться. Я кандидат медицинских наук в сфере психоневрологии с 50-летним стажем. Вам с Синявской надо помириться! Я поняла, когда она пела по телевизору "Прощай, любимый!", как она вас любит. Жаль, что я еду в санаторий. Ну ничего, когда поеду назад, всем расскажу, что вы мне дали слово, что помиритесь!
    -- Но я вам слово не давал, это наше личное дело.
    -- Я вижу, как вы страдаете друг без друга.
    -- Хорошо, хорошо, уважаемая кандидат-бабушка, можно я поговорю с мамой.
    -- Ну, наконец я выполню ещё одну важную миссию для страны! -- успокоилась старушка.
    Муслим и Айшет в обнимку тихо говорят о своём. Айшет уговаривает сына образумиться и помириться с Тамарой. Муслим пытается перевести разговор на другую тему. Проводница предлагает провожающим покинуть поезд, а Магомаева просит оставить автограф на блокноте, где учтены записи белья для пассажиров.
    -- Мама! Извини, я спешил и не взял деньги. У тебя есть?
    -- Милый! Сколько можно говорить, мне не надо никаких денег от тебя, мне надо твое благополучие. Помирись с Тамарой! Вот что мне надо.
    Все в купе кивают головой и проводница тоже. Муслим целует маму и выходит из вагона.
    -- Раз ваш Муслим дал мне слово, то он точно помирится! -- вслух громко объявляет старушка.