Стихотворение из шелка

Яна Белохонова
На остром камне цвета капучино
Растрепанная ветром и сплетенная на юг,
Висела, сотканная шелка тканью,
Паутина.
И с краю паутины был паук.

Старый, непоколебимый, неизменный
В наделенных от природы естествах.
Он – нутро. Сухое и нетленное.
Он – инстинкт.
Начертанный в словах.

Он недвижимый, и даже не голодный.
Плел шелка. Из бархата. Из года в год.
По привычке, сотканной породой.
Той породой,
Что тебе знакома. Что тобою движет.
И тебя зовет.

На остром камне, на вершине Монте-Кристо.
Как альпинист, как граф, как бедуин.
Наш друг, сливаясь полностью с землею,
Казалось,
Изнывал от зноя.
На самом деле, наслаждался им.

Бывало, днем смертельным солнцепеком,
Губительным оцепенением в ночи
Его подхватывал сирокко,
И он летел,
Смеясь над человеческим пороком,
По владениям
Пророков и пустынь.

Где караваны легкой поступью ритмичной
Развозят от шатра и до шатра
Вопросы вечные, сведенные до личного.
Сейчас бы это звали эстетичным.
А раньше называли зельем
И сжигали в котелке
Дотла.

Где на бархане. В одиночестве. В халате.
Перебирая пальцами смесь соли
И песка.
Сидишь и думаешь, как много ты потратил
На поиски по навигатору и карте
Самого себя.
Потом черпнешь песка и руку поднимаешь.
И через пальцы все сочится вниз.
И сразу понимаешь.

Где от верблюжьего горба терпение перенимаешь.
Как от колодца, где вода, и до которого два дня.
Не факт, что дохромаешь.
Где женщина, как сфинкс.
Дороже миража.
Дарила ласку. И от этого
Казалась сильной.
Все познается через чувства
И года.
И жар
Пустынный.

Где в пустоте таился смысл.
Где интуиция опережала мысли.
Где капучино пили только те туристы
В джипах.
А местные росли, как пауки, в камнях.
Мечтая об оазисах, морях,
Они впитали кофе на углях,
А их питали кактусы
И мифы.

О том, что стоит истинно хотеть.
О том, что стоит
Хотеть истину.
О том, что в тех местах выкрикиваешь
Тишину в устах.
А маги и алхимики
Втирают тебе в кожу бескорыстие,
Великодушие во всех сортах,
Познание и финики.

И станешь себе враг. Откажешься от благ,
Сойдешь с ума.
И змеи заметут твой след.
В конце – лишь саркофаг. Боишься его, как
Тень, что бросит твой же силуэт.
Где все пути пересеклись,
И силуэтов нет.
И вьет заботливый паук завесы.
Пустыня,
Из тебя хороший вышел бы поэт.
Но они теперь все скажут
 – поэтесса.