В молчании простились с Горбачёвым.
Ни горьких слёз, ни пламенных речей.
В пространстве, вызывающе рублёвом,
он был когда-то всем, а стал ничей.
Он был когда-то и лауреатом,
и лучшим немцем, и любимцем масс.
Пока имел, всё раздавал куда-то.
И те, кто получал, хвалили: класс!
Они его потом с позором сняли,
когда сильней дарителя нашли.
Хотели засудить, но отстояли
за часть немецкой нашенской земли.
И он остался - лучший благодетель,
мечтатель, перестроечник, пророк.
И мы остались, Бог тому свидетель,
и каждый выживал как только мог.
Как здорово любить, дарить подарки,
открыться миру, каяться, мечтать.
И думать - хватит мяса и солярки,
лишь надо нАчать, а потом начать.
Как первую любовь мы это помним
и бережём как ласковую мать.
Но оказалось, больше посторонним
уже почти что нечего отдать.
Никто из них проститься не приехал,
покаяться и возложить венок.
«Ну, обманули. Было. Вот потеха.
Но тридцать лет прошло - приличный срок.»
Да, все, кому за семьдесят, запомнят
тот романтичный, радостный подъём.
Его шесть лет не тянут на двухтомник,
но сказка не считается враньём.