Мое жилище и окрестности лежат
В неровной плоскости заброшенных лугов,
Где быль колхозная по-прежнему свежа
И Стикс весной не видит берегов.
Там и огонь, и вязкая смола,
И стоны раздаются по углам,
И если вьюга путь не замела,
Отыщется и нитка и игла,
Чтоб рот зашить тому, кто словоблуд,
Когда в цене вино и тишина.
Я снова дома, где меня не ждут,
Где темнота свечой обожжена.
Отбросив тень и бревна сосчитав,
Припомнил час, десяток лет тому,
Когда скрипел снаружи ледостав,
А я томился в стынущем дому,
Прибрав к рукам безудержную страсть,
И холодея глупой головой.
Так мог бы окончательно пропасть,
Но кто-то убедился, что живой.
И открывая сонные глаза,
Я что-то бесподобное изрёк,
Но огрызнулась неба бирюза:
"На память тяжкую ты сам себя обрёк".
Всё повторяется, меняя каждый раз
Детали, цвет и даже список лиц.
Я, в ту же реку сунувшись, увяз
И сочинил пол сотни небылиц,
И сам поверил в них и загрустил,
Бессмертный и способный на любовь.
Всё повторяется бессмысленно, прости,
И чай какой-нибудь скорее приготовь...