Святой Иосиф или ты, Фома,
К кому из вас мне обратиться для
получения ответа на вопрос,
быть может дилетантский,
но всерьез
прошу вас воспринять мои слова.
Я вас прошу,
нет, умоляю!
Я...
Пытаюсь подобрать, но нужных слов
не нахожу в чертогах моего сознания,
забрел я далеко в пути познания,
но мироздание
хранит в себе секретов сонм.
Бесчисленное множество загадок,
которые не в силах разгадать
весь род людской,
пришедший вновь в упадок.
Я слово позабыл... Быть может - это Бог?
Или Судьба?
Любовь?
Блаженная отрада
прогулки в девяти утробах ада.
За все грехи, что можно сотворить
за краткий жизни век.
Ведь грешен человек,
Еще не научившись говорить он грешен.
Его судьба – любить,
быть преданным,
предать.
За что нас Бог решил так наказать?
Быть может за свои грехи?
Отрадно было бы тогда понаблюдать,
Как опускаясь ниже чрева ада,
Пройдя сквозь ледяное озеро Коцит
Найти врата,
за ними – анфилада,
За нею – Рай
и там, в раю, сидит
Великий грешник.
Неужели спит?
Но что я вижу?
Это же дитя!
Младенец, отрок, юноша – не важно!
Где старец седовласый и всевластный?
Здесь нет его,
здесь тишина царит.
Дитя, умаянный игрою с пустотой
уснул, и сон его
струящийся за каждою чертой
воссоздал грани зримого пространства.
Ужели жизнь – игра в руках мальца?
Нет!
Все не то,
не так,
не по-людски!
Не верю я!
Вот боль мои виски
сверлит.
Летят опилки, стружка, пыль,
И я не в силах различить где сон, где быль.
Безбожник я.
Судьба мне – лимб,
река забвенья,
но сейчас
Я отвергаю всё, ведь важен каждый час.
Я ограничен временем, как дверью
От знания, что как ручей журчит,
Но не выходит подобрать ключи.
И снова я забыл,
отвлекся на мечтанья,
На мыслей рой,
что стаей дохлых мух
Легли под корку моего сознанья.
Они мне не дают задать вопрос,
Что лег на плечи мне пудовой гирей,
В столб позвоночный,
расщепляя,
врос.
Кто я? Зачем пришел? Куда уйду?
Все это без ответа остается,
И нужный мне вопрос не задается.
Устал.
Заканчивать пора
мой диалог в себе с самим собою,
иначе проболтаю до утра.
Ответов не нашел, но понял:
Нет никого во мне,
кто был бы мною.
Нет никого во вне,
кто был бы Я.