Курган

Александр Бирт
                Янка Купала (народный поэт БССР)
                Поэма-баллада «Курган»
                Перевод с белорусского языка.

Средь болот, пустырей белорусской земли,
На прибрежье реки шумнотечной
Дремлет памятник дней, что в забвенье ушли, -
Сдерневелый курган вековечный. 

Ветви дуб распустил коренастый над ним,
В грудь впиваясь, бурьян засыхает,
Ветер стонет над ним воздыханьем глухим, -
О случившемся с болью стенает.

На Купала там птица садится, поёт,
На Филиппов день волк завывает,
Солнце днём распускает там косы свои,
Ночью смотрит звезда золотая.

Тучи небо скрывали по тысячу раз,
Били молнии с края до края, -
Он стоит – это память людская, показ…
Только ходит легенда такая.

          **********

На горе на крутой, на обвитой рекой
Лет назад тому сотню ли боле,
Белый замок стоял, недоступной стеной
Грозно, гордо взирал на приволье.

А у ног у него расстилался простор
Стройных сосен и пахоты чёрной,
Деревень миражи, изб замшелых разор,
В избах семьи вассалов покорных.

В замке князь проживал, славен свету всему,
Как дворец недоступный и грозный;
Кто хотел, не хотел – бил поклоны ему,
Спуску, ласки не знал непокорный.

Унижал, издевался с дружиной своей;
Стражи князя и в поле, и дома.
Возрастали мольбы к небесам у людей,
И проклятий скрываемый гомон.

          **********

Как-то дочь свою замуж тот князь выдавал,
И гулянье великое было:
Вин заморских река за столами текла,
Звуки музыки - круг на полмили.   

На веселье-разгул собралось, как на сход,
Гостей знатных со всех концов света,
Таких пышных гуляний не помнил народ,
Такой роскоши, шика и блеска!

День, другой отгремела у князя гульба,
Вместе с музыкой чарки звенели;
Каждый день нёс веселие новых забав,
Что хотели – всё гости имели.
 
В третий день торжества князь придумал одну
Для дружины потеху-забаву:
Приказал он позвать гусляра-старину,
Гусляра с его громкою славой.

          **********

Весь окрестный народ гусли знал гусляра;
Песня-дума за сердце хватала;
Вокруг дара его дударя-звонаря
Сказок дивных сложилось немало.

Говорят, только выйдет, ударит лишь он
По струнам с неразлучною песней, -
Сон слетает с ресниц, утихает боль, стон,
Не шумят тополя и черешни.

Пуща-лес не шумит, белка, лось не бежит,
Соловей-пташка тотчас стихает;
Меж деревьев река необычно бурлит,
Плавники у плотвы замирают.

Притаится русалка и леший-колдун,
Чибис вечное «пить» не желает:
Под звон-песню волшебных гусляровых струн
Для всех папороть-цвет расцветает.

          **********

Из глуши деревень гусляра привели   
Слуги князя в тот замок богатый:
На крыльцо посадили, меж клёнов и лип,
На кирпичном пороге магната.

Из сермяги одёжка – убор без прикрас,
Борода, как снег белый – седая,
Свет струится с глубоких задумчивых глаз,
На колени легли гусли-баи. 

Водит пальцем худым он по струнам стальным,
Струны ладит и к песне готовит;
Отклик бьётся от струн по стенам ледяным,
Замирая, теряясь в покоях.

Тон настроил, навёл музыкант и поэт,
Не взглянул на гулянье ни разу,
И сидит этот грустный, как лунь, белый дед,
Дожидаясь от князя приказа.

          **********

- Что ж молчишь ты, гусляр, нив, лесов песнобай,
Знаменитый средь подданной черни?!
Нам сегодня сыграй, нам своих песен дай, -
Князь умеет платить очень щедро.

Запоёшь по душе, дашь утеху гостям –
Полны гусли насыплю дукатов;
Не по нраву окажется пение нам –
Конопляную примешь оплату;

Знаешь славу мою, знаешь силу мою…
Много слышал, узнал о тебе я,
И я сам, как и ты, так тебе пропою…
Ну, пора начинать, добродею! –

Был внимателен, выслушал князя гусляр,
Заискрились глаза волевые,            
Утонул в сводах замка вступленья удар,
И заплакали струны живые.

          **********

«Гой ты, князь! Гой, прославен на весь белый свет,
Не такую задумал ты думу, -
Не даёт гуслярам сказа золота цвет,
Замка белого пьяные шу'мы.

Загубил бы я душу червонцем твоим;
Гуслям, князь, не пропишешь законы:
Небу служат и сердце, и думы мои,
Солнцу, звёздам, орлам они ровны. 

Видишь княже загоны, леса и поля, -
Им покорен я только с гуслями,
Волен, князь, покарать, волен голову снять, -
Дум сковать ты не сможешь цепями.

Славен, грозен и ты, и твой замок-острог,
Бьёт от стен-кирпичей льдом холодным;
Твоё сердце, как этот кирпичный порог,
И душа – погребов этих схроны.

          **********

Посмотри, властелин, на полей переплёт:
Сох без счёта, глазами заблудишь;
Только слышал ли ты, о чём пахарь поёт,
Где и как живут эти все люди?

В подземелья свои загляни славный князь,
Что настроил под замком ты этим:
Братья корчатся там, тобой брошены в грязь,
Черви точат живых их, раздетых.

Ты всё золотом хочешь затмить, застелить…
Присмотрись повнимательней, княже -
Кровь на золоте этом людская блестит,
Кровь, что ты не сотрёшь, не замажешь.

Бриллиантов сверканье, атласы и шёлк -
Эта тёртая сталь уз тирана,
Это висельных петель развитый шнурок,
Это, княже, твои самотканы.

          **********

Стол уставил едой, вал костей под столом, -
Это кости худобы рабочей;
Утешаешься белым и красным вином, -
Это слёзы недоли сирочей.

Замок выстроил ты, взору барскому мил,
Отшлифован кирпич в нём и камень, -
Это – памятки-плиты сокрытых могил
И сердец, каменеющих пламень.

Любо слушать тебе бальной музыки звон,
И с дружиною пьёшь ты усладу,
Но прислушайся только, в ней слышится стон,
Стон проклятий господскому роду!

Побелел ты, дрожишь, славный князь-господин!
Гости хмуры, а дворня снемела...
Что же, князь, час настал мне за песню платить!
Уж прости, коли спел неумело».

          **********

Князь стоит, князь молчит, злоба, месть бьёт из глаз;
Праздник смолкнул: ни шуток, ни смеха…
Думал князь, размышлял, грохнул саблей враскос,
Только лязгом откликнулось эхо.

- Эй ты, солнцу чета, не для этого звал
Я на свадьбу тебя своей кня'жны!
Ты безумный старик! Кто тебя где скрывал?
Ты, знать, выродок черни сермяжной.

Ты отважился мне бросить вызов истцом,
Раззвонить несусветные трели;
Много знаю наград для таких гордецов,
На пути моём стать, что посмели.

Я по-княжески всем и плачу, и люблю!
Ты не видишь в дукатах потребы!?..
Взять же старца и гусли и в землю живьём!
Знает пусть, кто тут пан: я – иль небо!

          **********

Подхватили тотчас гусляра-старика,
Гусли верные – думы оправу,
И на берег крутой, где шумела река,
Повели, понесли на расправу. 

Место выбрали годное, вырыли ров,
Ров три сажня широкий, глубокий;
Закопали и вбили осиновый кол,
Возвели холм в три сажня высокий.

Не строгали приюта ему столяры,
Не заплакали ближнего очи;
Смолкли гусли и он с той поры – до поры;
Скорбь, тоска залегли мраком ночи.

Только княжеский замок гудел, не молчал:
Шалость, музыка, шутки искрились;
Снова бочки вина князь кончал, начинал:
Любовь-радость княжны' веселись.

          **********

За годами года потекли чередой…
На гуслярском кургане суровом
Всходы дала полынь, вырос дуб молодой,
Зашумел он таинственным словом.

Через сотню, а может и более лет,
Зацвели пересказы в народе;
Говорят, что раз в год ночью с гуслями дед
Из кургана весь белый выходит.

Гусли строит свои, струны звонко звенят.
Он ладонью ведёт онемелой,
И о чём-то поёт, что живым не понять,
И на месяц глядит тенью белой.

Говорят, кто постигнет язык песни той,
Успокоит душевные раны…
Можно верить тому, только слушать душой…
Нам о многом расскажут курганы.