Старинный деревянный дом
В конце глухого переулка
Стоял, теряя штукатурку,
Он предназначен был на слом.
Десятилетий тяжкий груз
Его фасад весь скособочил,
Проёмы кто-то раскурочил,
И сгнил внизу лежащий брус.
Эффект разбитого окна
Здесь проявился в полной мере,
И пострадали даже двери,
Ещё и выперла стена.
Но дом был жив, хотя с трудом
Назвать такое жизнью можно,
Ну разве очень осторожно,
Осознавая фальшь притом.
На весь многоквартирный дом
Один лишь бомж здесь приютился,
Он на помойке днём трудился,
А вечер проводил с вином,
Расположившись на полу,
С гнилым матрасом, с сигаретой
И со вчерашнею газетой,
Найдя покой в своём углу.
Вы спросите: зачем в стихах
Писать про пьянь и забулдыгу?
Вот написал бы про шишигу,
Что прячется в пустых домах.
А кто б тогда мне рассказал
Что там творилось вечерами?
Что стены там и впрямь с ушами,
И кое-что он записал.
Шептались стены меж собой
Жизнь прошлую воспоминая,
Дни пыльные перебирая,
Скрипя перилами порой.
Дом раньше был такой крепыш,
И окна ярко в нём горели,
И не сквозили хладом щели,
Но от судьбы не убежишь.
В начале века был рождён,
По царской милости построен,
И дворик был благоустроен,
Вообще был неплохой район.
В нём разный поселился люд
Примерно среднего достатка:
Купцы, мещане… Для порядка
Городовой нашёл приют.
Но век был на расправу скор.
Один жилец дружил с Гапоном,
Что недоволен был законом…
И принесли его во двор
С горячей пулей в голове,
С застывшей алой струйкой крови,
Оборван рот на полуслове,
И что сказать теперь вдове?
Был выходной, стоял январь,
К царю народ шёл с челобитной
Толпой, от пули беззащитной…
Приказ отдал сам Государь.
Потом ему (конечно жаль)
Всё это сторицей вернётся
И лично испытать придётся…
Как тут не вспомнить про мораль.
Дом видел всё, но дом молчал,
Не мог участвовать он в битвах,
Лишь мира он просил в молитвах,
Но слишком тихо он звучал.
И взбудоражился народ,
За правдой кинулись все разом,
Теряя по дороге разум,
Как будто нет других забот.
Так революция сполна
Вовсю в стране повеселилась,
И вроде бы остановилась,
Как вскоре началась война.
За нею новая напасть:
Две революции составом
В угаре бешено-кровавом
Схлестнулись до;смерти за власть.
Была атака мертвецов,
Прорыв Брусиловский отважный,
Похабный брестский мир продажный
И полный двор гробов жильцов.
В смертельном том кавардаке
На смену выбывшим из списка
Давалась новичкам прописка
В теперь свободном уголке.
А дом всё чувствовал, терпел
Он с неподдельною тревогой
Следил за пыльною дорогой
И тихо про себя скорбел.
Скорбел… а что ещё он мог?
Скорбел о тех, кто не вернётся,
И дверь для них не распахнётся,
Они не ступят на порог.
Дом для людей построен был,
Чтоб в нём тепло и сухо было,
Чтобы окно всегда светило,
Чтоб знали: дом - надёжный тыл.
А как приятно грел камин,
Когда вернувшийся с дороги,
Жилец, к огню придвинув ноги,
Вмиг таял, словно пластилин.
Да, так устроен этот мир,
Причудливо и очень просто:
От пуповины до погоста
Меняем много мы квартир,
Но, несомненно, каждый раз
Мы знаем точно: в мире этом,
С испорченным войной сюжетом,
Есть место, где всегда ждут нас.
И мы стремимся размотать
Клубок запутанных тропинок,
Смертельный выиграть поединок,
Чтоб перед дверью дома встать.
А дом старался нужным быть,
Жильцов приветливо встречая,
От бурь и зноя защищая,
Пытался душу излечить,
Истёртую годами вьюг,
Пропитанную острой болью,
В отрепьях, словно битых молью,
В глазах застыл навек испуг.
Жильцов дом разных повидал,
Сначала были посолидней,
Поздней бывали даже злыдни,
Он всех встречал, отогревал.
Купцы, фабричные… потом
Матросы, комиссары в коже,
Рабочие там были тоже,
Всех привечал с любовью дом.
Да вот, такая уж беда,
Друг с другом люди не ужились,
И друг на друга обозлились,
Итог - Гражданская война.
Опять кровавая резня,
Опять гробы, печаль и слёзы,
Опять взаимные угрозы
И похоронная возня.
Оно, конечно, когда враг
Из-за границы вдруг припрётся,
Пойти на жертвы нам придётся
А по-другому - ну никак.
Но нет обидней ничего,
Когда брат брата убивает
И кровью радость омывает,
Какое ж это торжество?
Во дни такие дом старел,
Грибок и плесень его ели,
Сквозные появлялись щели,
Он на людских глазах хирел.
А время потихоньку шло,
Кажись гармония настала,
Страна спокойно оживала,
Как снова проявилось зло.
Ночами чёрный воронок
Внезапно зачастил к парадной,
Жильцы, с оказией бесплатной,
В путь отправлялись на восток.
Не возвратилось большинство.
Следы их время схоронило,
И даже память осквернило,
Ну, прямо правды торжество.
Но тем не менее дела
У дома как-то продвигались,
И кровлю как-то раз пытались
Подремонтировать слегка.
Как сладостен порой покой,
Душевное отдохновенье,
И предстоящее забвенье
Под бледно-жёлтою луной.
Простые вещи дарит нам
Любимое жилище наше,
Которого нет в мире краше,
Воистину оно есть храм,
Убежище, от суеты,
Где разговор ведя с Всевышним
Себя не чувствуешь ты лишним,
А мысли здравы и чисты.
Но кроме манны для души
В квартире есть для тела ванна,
В которой ждёт тебя нирвана,
А после сон в ночной тиши.
Всё это людям дом дарил
Судьбе своей не изменяя,
Свою работу исполняя,
По мере малых своих сил,
И ждал ответного добра:
Починку стёршихся ступеней,
Ремонт различных повреждений,
Хотя б раз в года полтора.
Но слово капремонт совсем
Отсутствовало в лексиконе,
И было попросту в загоне,
Уж слишком много с ним проблем.
Такие были времена,
Они б могли продлиться долго
И больше вышло бы толка
Когда б не новая война.
Такой войны не видел мир.
За всю историю планеты
Бесчеловечней была эта,
Сам дьявол жаловал на пир.
А дому он устроил ад,
Когда с воинственным настроем,
Во двор в обед с печальным воем,
Однажды прилетел снаряд.
Все окна вдребезги, пожар
По счастью быстро потушили,
Фанерой окна заглушили,
Но это страшный был удар.
И всё-таки в конце концов
Дом пережил и это время,
Достойно снёс печали бремя,
Похоронив всех мертвецов.
Казалось всё, теперь то вот
Настала очередь рассвета,
Там впереди так много света
И к лучшей жизни поворот.
Да, был в стране большой подъём,
Отстроились и в космос взмыли,
Плохое быстро позабыли
И думали: “Теперь живём!
Мы будем первыми во всём!”
К тому ведь были предпосылки,
Но были злобные ухмылки:
“Не тем идёте вы путём.”
Что ж, заблудился наш народ,
Назад он больше не вернулся,
А оглянувшись ужаснулся:
“Что я наделал, идиот?”
Да, революция опять,
Переворот, точнее скажем,
С вождём - нетрезвым персонажем,
Умевшим только разрушать.
Казалось бы, здесь дом причём?
Ответ простой – в стране разруха,
Дом выглядит как развалюха,
Разбит старик параличом.
А на леченье денег нет,
Профукали все их бездарно,
Страну ограбили ударно
На совесть наложив запрет.
Закон радушия храня
Дом из последних сил держался,
И в землю тихо погружался,
Жильцов своих за лень браня.
Ещё прошли десятки лет,
Жить в доме стало невозможно,
Все разбежались неотложно,
Дом умирал, впадая в бред.
Он многих пережил жильцов,
Их имена все позабыли,
Как жили и кого любили,
Каких придумали богов.
Теперь настал его черёд,
И вместе с домом память сгинет,
А боль о прошлых днях остынет
И в неизвестность утечёт.
Но оказался бомж бичом,
Его культурная натура
На гибель дома зрила хмуро,
Он думал, будто б ни о чём.
Нет, в благодарность за приют
В мозгу бомжа мысля свербила:
“Ну не настолько дело сгнило…
А попытаться – не убьют.”
И он меня уговорил:
Есть общество защиты зданий
Старинных, для воспоминаний
О том как город раньше жил,
Какой народ здесь проживал,
Среди какой архитектуры,
Какие были здесь скульптуры,
Чего от жизни он желал.
Да, память о прошедших днях
Не даст сойти с прямой дороги,
Не даст споткнуться о пороги,
Не даст забыть нам о корнях.
Иначе всё: развал, распад.
Манкурты как грибы плодятся,
Когда забвенья наедятся
Плачевный выйдет результат.
Страна развалится как дом,
Все разбегутся по квартирам,
И хорошо бы, чтобы с миром,
Но в это верится с трудом.
Без памяти народ – зеро,
Толпа рабов и слуг, не боле,
Всегда привыкших жить в неволе,
Носить фамильное тавро.
Чтоб не случилось с нами вдруг
Столь мерзостное превращенье,
Внушающее отвращенье,
Впустую не справляй досуг,
А летопись страны прочти,
В каких сраженьях она крепла,
Как от пожаров не ослепла,
На горестном своём пути.
И мы пошли вдвоём с бомжом
Почти как воины на битву,
Читая про себя молитву,
Чтобы спасти старинный дом.
Пусть гении не жили в нём,
Пусть не шедевр архитектуры,
Нет характерной в нём фактуры,
Но век он жил своим путём.
И на него свою печать
Поставило лихое время,
Как пункт последний в теореме,
Чтоб можно было изучать
Все перипетии судьбы,
Что выпали на долю дому,
Оставив шрамы по живому:
След беспорядочной пальбы,
Косую надпись на стене,
Там про любовь писалось что-то,
Под косяком пустые соты,
А в коридоре, в глубине
Висит расколотый плафон.
Всё это пересказ событий,
Конспект подробный чьих-то житий
И в лету канувших времён.
Всё это нужно сохранить,
Беспамятство – продукт отравы,
История – цемент державы,
Её нам нужно защитить.
Но в обществе сказали нам
Что, мол, бесмысленна затея,
Пустая в сущности идея,
Помочь же сможет только Сам.
А к Самому нам не дойти,
Не то чтоб очень уж далёко,
Да зуб неймёт, хоть видит око,
Препонов много на пути.
Вот так случается всегда
Помочь бы рад, да сил немного,
Так помогите ж, ради бога,
Ссудите денег, господа!