Я в мире жил, не знавшем интернета,
мобильных телефонов и сетей
обычной тихой жизнью интроверта,
с ума почти сошедшего поэта
в потоке бурном буреломных дней.
На стыке двух кровавых революций
я видел умирание страны,
и как менялись лики сатаны,
не ведая, какая эволюция
придётся через век на ваши дни.
Спросил меня однажды в людном баре
подвыпивший нездешний чародей,
хотел бы я увидеть, нет, не завтра,
а будущее после-послезавтра,
портреты послезавтрашних людей.
И я кивнул, чтобы избегнуть ссоры,
но он взял блюдце и налил вина,
потом сказал: увы, товарищ, сорри,
талант я, видно, пропил в Бангалоре,
здесь только дева грустная одна.
Я посмотрел на то, что отразилось
в лучах свечей, и был я потрясен.
Там девушка одна отобразилась,
душа поэта тут же оживилась,
и я просил, чтоб это был не сон.
Я у дверей окликнул чародея,
"Скажи мне имя девушки скорей!".
Тот усмехнулся: "Встретить не надейся,
меж вами пропасть черная столетья,
и век тебе не увидаться с ней".
"Я все готов отдать богатства мира,
но все, что есть во мне - поэта дар".
Волшебник молвил: "Имя ей - Эльвира",
и растворился в облаке эфира,
а я в душе не мог унять пожар.
Я преисполнен был желаньем человека,
что встречи долгожданной с милой ждет.
И я готов был жить еще два века,
чтоб только повстречала ты поэта,
чей век досадно долог и не тот.
Прости, что я не дожил. Смолкла лира,
но ты стихи когда-нибудь прочтёшь.
Не в том беда, что не совпали дни, Эльвира,
а в том, что я не вижу двери мира,
в котором ты, любимая, живёшь.