(На съезд советских писателей и поэтов)
Весёлым стадом вышли славные пииты
поэтизировать берёзы и ракиты.
И состязались дерзновенные поэты
в созданьи песен, многократно перепетых.
И, в славословии бывалы и матёры,
в душе - завистники, фигляры и актёры,
Клише и штампами позвякивали браво
и, плагиаторы, налево и направо
друг другу с гордостью охотно предъявляли
венки лавровые и кубки, и медали,
приобретённые с лотка знакомой Музы.
Пробиты критикой, мундиры и рейтузы
сорвав, являли раны, шрамы и увечья.
И улыбались чисто так, по-человечьи.
А после все свои ушибы и порезы
водой живительной лирической поэзы
они лечили и наращивали силы.
И ни на миг из рук не выпускали лиры.
Потом – то плыли, рифм упругость рассекали,
то к небесам за вдохновеньем подлетали.
И отдыхали, по воде раскинув руки,
и исторгали поэтические звуки…
Но вдруг, откуда-то с небес – без звёзд, без тучек –
упал на водную поверхность яркий лучик.
Он в глубь проник и осветил пространство это,
и обнаружилось, что дна пространства нету!
И поразило в этот час отдохновенья
знакомцев Музы небывалое прозренье:
пред взором внутренним счастливчиков предстала
вся глубь поэзии чистейшего кристалла!
И увидали под собою стихоплёты,
сколь глубоки быть могут творчества полёты!
Струхнув изрядно и тихонечко заохав,
они почуяли: выходит, дело плохо.
И, увидав себя висящими над бездной,
непостижимой глубь сочли и бесполезной.
И, ощутив – не дураки, хоть и поэты, –
себя в опасности над глубиною этой,
про песни, раны и медали позабыли,
по волнам вод воспетых пятками забили,
рванули к берегу, что только было силы
и, чтоб быстрее вышло, в ход пустили лиры.
И в скором времени они достигли суши…
О, вороватые, неискренние души!
Не бойтесь! Луч погас, и воды стали мелки,
привычно вам казаться. Вы – в своей тарелке,
опять сильны и мастера, и всё забыто.
Ведут коней крылатых вам. Блестят копыта!
Табун пегасов! В сёдла! Небо по колено!
И полетели стихотворцы вдохновенно.
Дубы с берёзами ногами задевают,
а выше? Выше эти кони не летают.
Сии прекрасные продукты ширпотреба –
для вас, фальшивящих певцов полей и неба.
Необорим закон, и логика железна:
вверху – всё та же поэтическая бездна!
И, ухватив доступный им кусок лазури,
уныло всадники обратно повернули.
Не огорчайтесь! Между бездною и бездной
есть уголок для вас уютный, вам любезный,
где можно просто, и без лишней волокиты
воспеть красоты и берёзы, и ракиты.
Там есть и грусть, и одиночества немножко,
там есть туманы, а в тумане – свет окошка.
Там есть любовь, к любви – цветы, к цветам – вазончик,
там есть оркестрик, есть колбаска, есть вагончик.
Простор – широк, удел – велик, платочки – белы.
Кому же радости простые надоели,
пускай летают, крылья жгут, коли охота.
За ними вы в иллюминатор самолёта
понаблюдать могли б, когда бы захотели.
Да кто ж, когда по пустякам встаёт с постели?..
А станет лира неподъёмною казаться,
всегда возможно акварелькою заняться.
______
Но, полно. Каждому – свои пути-дороги.
Пусть пеший пуще бережет глаза и ноги,
ползущий – брюхо бережет, плывущий – жабры.
А, кто летает без метлы, ковра и швабры,
пусть, смежив веки, интуицию включает –
и пусть летает, обе бездны изучает…
Пойду. Готов кувшин растопленного воска.
Уже над куполом Земли зари полоска
зовёт. Я перья опалённые меняю
на крыльях, воском по старинке закрепляю.
И, амбры шлейф вплетя в косматые седины,
лечу испытывать поэзии глубины.
09.02.07 ЛепТа