В переплетённых чувствах мирозданья,
Не существует вечного заданья,
Нет постулатов, изгнанных из вне,
Всё происходит в вечной тишине.
И мы, движеньем вечного томимы,
Осознаем такое, словно мимы.
И более того, мы можем взять,
Что в состоянии покоя не принять.
Что есть пространство, там где мы живём?
Что за обьём? Мы вместимся вдвоём?
И почему, когда прийдёт беда,
Нам стыковаться с нею не всегда?
Быть может был, уже один посыл,
А может нам, он всё давно открыл,
И замерли в прекрасной тишине,
И ты и Я, в одноимённом сне,
А может просто в этом сложном мире,
И мы откроемся друг другу: три-четыре,
Одноимённостью с собою так сильны,
Что не рожденьем своеволию нужны.
А смысл в чём, зачем мы существуем?
Так много в жизни дел, а мы тоскуем.
Бежим туда, где прорвана граница,
Но ожиданьям Пталомея не случится.
Постигли снова, Ум в тюрьме таится,
Пусть безнаказанно, в уныньи, но не спится,
А жизнь в забвении стучится во двОры,
И ты решаешь,: - с нею ль ты, не ты.
Когда кругом кружится карусель,
То слишком малое значенье слову "верь"
А в свете всех твоих преобразований,
Порою жаль, что не хватает в мире знаний.,
А может их с лихвою, даже слишком?
Когда мы открывали эту книжку?
Да и вопрос простой: - А можем ли читать?
Ведь с книги эти знанья надо взять!
Пытались многие, непросто было им,
Слова простЫ, но не подвластны им,
Там буква каждая над образом была,
И образ свой над смыслом обрела.
И в том хранилище провёл я образ свой,
Я сомневаюсь в том, что был самим собой,
И под набат события звучали,
Всё время как я был в прохладном зале.
Да я читал, негоже лицемерить,
Но глубину всего мне не измерить.
Картина Жизни так сплелась во мне,
Что это всё в тягучем тяжком сне.