Читал, где слог в стопе порочности
Покрылся тёмно-чёрной сажей,
И ювелирною по точности
Нюансировкой персонажей.
Стиль удивлял упрямой верностью
Чужим идеям оккультизма
И артистической растленностью,
И восхитительным цинизмом.
Уничтожал мой дух всезнанием
И неприглядностью начала,
И сверхпорочным обаянием,
И сладкой красотой финала.
Живая мысль была повенчана
С движеньем летнего тумана,
Где привлекательная женщина
Была, как свет, благоуханна.
Благоуханней майских ландышей
И торжества тигровых лилий
Жила, цвела средь ярких вкладышей
Больших и маленьких идиллий.
Я ж, прикасаясь, словно лист к стене,
К живой и творческой особе
Сказал бездумно, что «Поистине,
В большом сознанье много скорби».