– Никогда не будь одинок:
Этот город и этот сапог... – Думал скромный божок.
Замолчал, занемог.
В одиночестве не было чести,
Как и в лести...
– Замолчите и в душу не лезте. –
Всё ворчал тот божок, лепетал, пока мог.
Проморгал поворот, всё роптал на зевак: квак да квак.
– Так о чём это я? Ах, да! Вот:
–...Только вместе – забудьте о мести. –
Мудро память затёр за порог, за чертог.
Но продолжил, как мог:
– Да, всё верно: за правым закатом,
Там, где много росы, где всё вьются цветы...
И пока он вещал, мир всё больше ветшал.
Север спутал, где Юг,
Запад встал на Восток...
А божок всё вещал, и вещал, сколько мог.
Только голос его разносили стихийно: не туда и не те, даже вспомнить то стыдно.
Время всё же очнулось, пока звон шестеренок запускался инерцией без особых силёнок.
Путь божок завершил и присел у обрыва.
То, о чем говорил, пропустило полмира.
А пока он ногами болтал, глядя в пропасть, Время всё поменяло, даже смысла подбросив.
Пропасть эта имела особую силу:
Сколько вниз не гляди,
Не вернуться, увы.
Путы той черноты проникают повсюду,
Не отпустят ни свет, ни божка на обед.
Ходят-льются легенды, что Время тогда
Мир спасло от того божества.