Дом, в котором я родился

Станислав Риччи
Мой циферблат отстал от Гринвича на сутки,
Я мчусь вперёд без цели и границ
В своей потрёпанной зелёной старой куртке,
Как самый нищий в мире принц.

В дырявой шапке, без перчаток,
С облезшим серым рюкзаком.
Хотел оставить в жизни отпечаток,
Но след оставил в сердце отчий дом.

Я так хотел чего-нибудь добиться,
Чтоб как-то возвратиться по утру,
Чтобы отец мог наконец-то мной гордиться,
Чтоб мать могла хвалиться каждой из подруг.

Но я сбежал, оставив лишь записку,
С корявым почерком и кляксой на углу,
Я понимал желания, но я не видел риски,
Так может быть и умереть когда-нибудь рискну.

Иду по улицам совсем мне не знакомым,
Ищу себе какой-нибудь ночлег,
Пока родители там, дома,
Готовят супчик на обед.

Отец листает новую газету,
А мама вяжет, что-то шьёт.
В театр завтра куплены билеты,
А я купил билет на самолёт.

Уселся в кресло около окошка,
Смотрю на человечков-муравьёв,
И думаю, что это – понарошку,
Глаза закрою – всё пройдёт.

Но, раз моргнул, второй и третий.
Картина не меняется совсем.
Шумят в салоне где-то дети,
А я вот взял – и полетел.

Куда глядят глаза мои пустые,
Куда лежит моя душа.
Меня о планах в детстве не спросили,
Теперь спросили, но в ответ лишь тишина.

Снимаю комнату в потрёпанной бетонке,
Которая практически под снос,
Кричит сосед, себе и мне взрывая перепонки,
Кричит от боли и от слёз.

Вчера жена ушла к другому,
Забрав с собой двоих детей.
Теперь есть дом, но нет там больше дома,
Есть только горечь от печальных новостей.

А я сижу на старой кухне,
Под светом лампочки времён СССР,
И жду, когда она потухнет,
Чтоб в темноте поднять с вином фужер.

И наконец-то выпить за здоровье,
За здоровье матери с отцом,
Ведь я попил им много крови,
Был неуклюжим грубым подлецом.

Что постоянно действовал на нервы,
Что постоянно пьянствовал, курил,
Что называл любую женщину лишь стервой,
Что всю зарплату матери не раз уже пропил.

Теперь сижу на дряхлой табуретке
И кашляю как старый паровоз,
Я запер сам себя в иллюзиях, как в клетке,
Я деградировал рассудком, а телом – дальше рос.

Теперь двадцатилетняя детина,
Что может только потреблять,
Но потре*****ю быть способна и скотина,
Пора бы научиться отдавать.

Долги, старания и силы.
Давно пора бы возместить,
Надежды те, что мама возложила,
Прежде, чем цветы ей на могилу возложить.

Не заслужил быть чьим-то сыном,
Не заслужил быть другом и врагом,
Я заслужил быть телом под машиной,
Я заслужил быть трупом пред врачом.

А самое отвратное, пожалуй,
Что даже если мог бы изменить,
На пульте кнопочку нажал бы,
Чтоб точно также всё прожить,

Сижу на кухне в шесть пятнадцать,
А за окном уже рассвет.
Я осознал, что мне пора меняться,
Иначе перспективой станут: мыло, узел, табурет.

Умыл лицо и сбрил остатки грязи,
Шампунем вытер наглость из волос,
А гнев в желудке валерианочкой размазал,
И кажется слегка душой подрос.

Мой циферблат быстрее Гринвича на сутки.
Я в новой куртке, в брюках и туфлях.
Иду и сам придумываю шутки,
О том, как был тринадцать лет в бегах.

А сам теперь иду к судье с поличным,
Иду по улицам, что знаю наизусть,
Вот там был мостик, здесь летали птички,
А тут смородина льёт ягодами грусть.

Смотрю на то, что так старательно пытался,
Всё это время через муки позабыть,
Теперь я тот, кем вам всегда казался,
Теперь я тот, кого возможно полюбить.

Встал на пороге прямо перед дверью,
Не знаю, нужно ли стучать.
Не знаю помнят ли, поверят,
Не буду ли опять кричать?

Тук-тук-тук-тук.
Раздастся гулким эхом.
Забьётся сердце чаще вдруг,
Быть может зря вообще приехал?

Быть может прошлое не нужно
За удочку к реальности тянуть,
А взять и выбросить всё дружно,
И без котомки двинуть в путь?

Нет, не могу, мне очень часто снится,
Как я стучусь, но никого не нахожу.
Такое ведь не может приключиться,
Чего вообще я дальше жду?

Объятий может распростёртых?
Историй поиска, родительской тоски?
Мне не сдалось всё это, к чёрту,
Ещё и давит боль в виски.

Вдруг, слышу шум из коридора.
Там вроде бы стоял всегда комод,
“Иду-иду, сейчас я буду, скоро.
Открою вам щеколду от ворот”

И сердце замерло на миг,
Я замер сам, совсем остановился,
В душе уже раздался крик.
Я вижу их: отца и мать.
Я снова с ними, со слезами на лице..
Я снова дома, где родился…