Город был пуст.
Вздор! Город даже гипотетически не может быть пуст. Конечно он был полон, полон светом, треском уличных ламп, тяжестью десятков и сотен машин разного калибра, прожорливым пульсом канализации, бетонными столбами, арматурными перекрытиями, гуталиновыми покрытиями. Боже, насколько же он есть живой! Один собачий ход, метящий окружение, наполняет жизненным смыслом само понятие города. Да, это во истину так, правдиво и непримиримо, подобно бесчестным крысиным стаям, роящимся во всем существующем.
Непревзойдённое великолепие унижения природной натуры бытия, поработившее бессознательное. Город, он таков!
Что? А где же люди? Что? Без них город пуст?
Вы так ужасно скучны, разве вам мало иного? Но черт с вами, с снобами, завалялись в этом городе и люди. Еще как завалялись. Они испещрили своими вздорными, холёными и лелеянными телами каждый квадратный метр. Уникумы, достойные отдельных двух метров и вверх и вширь для своего разлагающегося эго, слонялись тут и там, без устали диктуя, нет, навязывая, волю плавному течению бытия. Отвлекающие душонки, жалкие бедолаги, возомнившие себя нечтом сравни богу, гордецы, что изживали бедных крыс и уродовали собак. Вот это люди! Их было, есть, будет N-количество тиков часовой стрелки с ярок-выраженными чертами следующих двух типов:
1. Лицемеры, отбросившие маски.
Лучшие представители, без преувеличений, готовые на все в угоду своим «интеллигентным» вкусам. С их легкой руки в мир вошли приличия, правила, табу, законы, главным и первейшим из которых было - знать и нарушать, убеждая остальных слепо следовать установкам. Во истину, дьявол победит, когда о нем забудут. И второй тип позабыл, доверившись королям жизни.
У первой категории людей, однако, нет четкого портрета. Они могут быть любыми сволочами, хоть с деньгами, хоть с властью, хоть нищие, хоть убогие, не важно! Но объединяет их одно, главный атрибут - умение во время оставить правила, позабыв о них и сделать ход, любой, какой только получиться без оглядки на пресловутую мораль и, еще больший вздор, на ценность человеческой жизни.
Такой он, первый тип.
2. Здесь легко догадаться, кто же такие, эти второтипные люди. «Дурочки», поверившие в сказки, не способные, в отличие от первых, стать богами. Их удел покорно служить выдуманному божеству, не в силах усомниться в его лживом происхождение. Но, не все так просто. Зачастую, ослепленные правилами, люди проживают куда более спокойную и избавленную от томительных рассуждений жизнь. Избавленное от тяжести критического взгляда, время отведенное им наполняется бессмысленным смыслом даруя простоту.
(Не всегда, конечно. У всего есть издержки.)
Среди них не редко встречаются упитанные, буржуазные личности, прикормленные мерзавцами ради собственной потехи. Первые не жалуются, вторые вдоволь насмехаются. Так же часто встречаются и среднего достатка и нищие. Но и они находят себе лишённого морали покровителя, ловко скрывающегося под маской добродетели.
Скучны ли они? Нет! Порой их ум поражает, восхищает до крайностей. Интеллект поглощенный пиететом к правилам, ловко подчиняет окружающую действительность в нечто поражающее, становясь локомотивом прорывного прогресса. Иногда сложно поверить, что они не способны осознать ловушку, в которой сами же оказались.
Может показаться, будто с ними безопаснее. Отнюдь, безумно верящие в устои и прочие догмы, второтипники способны убить без колебаний, ограбить и предать, коль это уложиться в им навязанный кодекс чести, чем активно и пользуются первотипники.
Да, люди есть везде, везде они подобны, а при чем здесь город?
Город есть непоколебимая твердыня человеческого антиприродного смысла, по сути храм лже-идолам, с лукавыми пророками-мерзавцами и паствой, рвущейся создать рай по выдуманным правилам, в угоду еще одной диковинке - непонятной справедливости, чувству запрятанному в печёнки. Этакой дуростью обладают, на удивление, оба типа. Справедливость, искаженная, тысячеголовая определяет город, как ему жить, чем дышать, что делать. Она же и направляет вздорные сердца к свободе - опасной обманке, заполучить которую стремятся многие, не зная что на деле с ней творить.
Город хрупок, но в тоже время не сокрушим. Пока в нем есть люди, он будет существовать, расти, возносить хвалу забавной выдумке, игнорируя реальность, доводя ее до абсурда, погружая бессчетные округи в сумасшествие, принося все что попадется под руку, в частности самих себя, в дар культу справедливой свободы, наотрез отказываясь обрести здравый смысл.
Забавно? Черт его знает.
Мне же известно одно, интересней наблюдать не за копошением людских масс в своем бредовом муравейнике, а за самим муравейником, без оглядки на шебутных обитателей. Это помогает избавиться от контекста, смотреть на мир трезвым взглядом, подмечая красоту разложения и упадка, победу антижизни над жизнью.