х х х
Последняя вспышка, что ли?
Рассудок мой, не зверей.
Нечаянно вспомнил Толю:
Дурак он, а не еврей.
То в страхе, а то в тревоге
За то, что других глупей,
Боялся шагать не в ногу
Зомбированной толпе.
Вралям, стукачам, поэтам,
Волнуясь, почти до слёз,
Марксизмом и партбилетом
Он каждому тыкал в нос.
А лекции как читал он!
И нет, не отсох язык,_
Так баба не причитала,
Когда её бил мужик.
И что от него осталось,
Как всё разлетелось в прах? –
Пузцо, геморрой, усталость
И вечный еврейский страх.
И нет ни семьи, ни дома,
И белой горячки нет…
Безрадостный, незнакомый
Над Омском встаёт рассвет.
Потом он приходит в Тару,
Где Толя – зверья лютей
Без кафедры, без гитары,
Без женщин и без детей.
И стыдно ему, и странно,
Что нет на побег рублей…
Землёю обетованной
Не грезит уже еврей.
01. 08. 96.