Пока убивали мой город,
где знал я в его старой части
все камни, дома и фундаменты,
все крышки от погребов,
я спал.
Иногда просыпался.
Брил рожу
и пил лекарства
и вздрагивал от ударов
сердца или ракет.
Когда бомбили мой город,
я видел, как разбирали
тюрьму за речкой Московкой,
и точно так разбирали
церковь по кирпичам,
поскольку тогда комсомольцы
решили, что больше не будет
мешающих счастью людскому
острогов и всяких церквей,
острогов и всяких церквей,
поскольку они решили,
что надобно жить веселей.
Из тех кирпичей тюремных,
из тех кирпичей церковных
построили комсомольцы
прекрасный такой ДК,
и там проводили съезды,
и там голосили песни,
и танцы там танцевали,
и было им хорошо.
Но дни превращались в годы,
и город зачем-то бомбили,
и снова были руины,
а после фашисты ушли.
Я помню житьё в подвале.
Кого-то в тюрьмы сажали,
кого-то там закопали,
но те, кто остался на воле,
но те, кто остался на воле,
вновь строили людям жильё.
На кладбищах в этом городе
лежат мне родные люди,
и просто знакомые люди,
и даже мои друзья.
Но снова бомбят мой город.
И, видно, всегда так будет.
И как мне смириться с этим?
И что могу сделать я?
Давно уже нет роддома,
в котором сумел родиться.
И улицы изменились
все те, на которых жил.
Я так любил этот город!
Я городом этим гордился.
Там гибнут дома и люди,
А я по странности жив.
Когда-то его отстроят,-
руины, дома и плотину -
когда-то умрут те, что помнят,
и что не спешили забыть,
а дети вновь нарожают,
и дети детей нарожают,
и вырастят, и обучат
красивых и сильных детей.
Но некий старик, который
сегодня ещё мальчишка,
напишет несколько строчек,
напишет несколько строчек,
о том, как мой город страдал.
© Вит. Чел.
Это Запорожье. Слева - картина фронтовика и великолепного живописца Владимира Андреевича Коробова, справа - картина его дочери Наталии Коробовой.