Любовь и Черепаха дрались насмерть, давно, целую вечность.
Любовь всхлипывала и бессильно колошматила по твёрдому панцирю, животное шло на неё танком и корябало заточенными когтями. По бледному лицу Любви текли тонкие струйки нежности, Черепахе же всё было нипочём - панцирь.
Подтянулись Слоны, стало пятеро на одну. Текла непрерывным потоком нежность, отлетали куски счастья, превращалась в лохмотья доброта, падало наземь милосердие.
Фауна расправлялась с чувством. С толком.
Напоследок соорудив из себя композицию устройства мира, пятёрка удалилась, оставив Любовь лежать без движения.
Летели годы, шли дни, ползли часы, что-то менялось в этом мире.
С изящным хрустом прорастали крылья из лопаток и клыки из дёсен, дьявольский огонь загорался в глазах.
- Мы ещё посмотрим, кто кого, - пробормотала Любовь голосом Кирпича-Садальского, с трудом поднимаясь с земли.
Расправив перепончатые крылья, взмыла вверх и, со свистом разрезая воздух, страшно хохоча, исчезла в багровых облаках.
Она бывает такой разной, Любовь. Непобеждённая. Аллилуйя.