* * *
Она надевает чулки, и наступает осень;
сплошной капроновый дождь вокруг.
И чем больше асфальт вне себя от оспин,
тем юбка длинней и острей каблук.
Теперь только двум колоннам белеть в исподнем
неловко, и треснувший портик зарос. С любой
точки зрения, меньше одним Господним
Летом, особенно — в нём с тобой.
Теперь, если слышится шорох, то — звук ухода
войск безразлично откуда, знамён трепло.
И лучше окликнуть по имени время года,
если нельзя удержать тепло.
Но, видно, суставы от клавиш, что ждут бемоля,
себя отличить не в силах, хрустя в хряще.
И в комнату с шумом врывается воздух с моря
— оттуда, где нет ничего вообще.
(17 сентября 1993, Амстердам)
* * *
Sie zieht hoch ihre Struempfe, - und es ploetzlich herbstelt;
lauter Regen aus Nylon umher.
Und je wuetender wuerde der Asphalt vor Pocken und Bersten
Desto schaerfer der Absatz und schraeger der Rock um so mehr.
Es ist Zeit, wenn sich wegen Dessous die beiden Saeulen genieren
und der Portikus, zweifach geborsten, waechst zu.
Vom beliebigen Standpunkte aus sollte man subtrahieren
einen Sommer des Herrn, meinetwegen darunter auch: du.
Und wenn jetzt ueberhaupt, so rauscht es -- nach dem Abziehen
eines Heers, unterschiedslos wohin, mit dem Fahnen-Geplatt.
Haetten wir wenigstens den Jahreszeiten verziehen,
falls man gehende Waerme schon gar nicht mehr hat.
Doch anscheinend vermoegen sich Tasten, die aufs b-Moll warten,
von Gelenken nicht unterscheiden,- und knistern im Knorp.
Und ins Zimmer heult `rein der Luftstrom von Meeren und Watten,--
obschon nichts und gar niemand gibt`s dort.
-