Почти автопортрет

Бог создал пространство, в котором мы родились, но мы его должны найти и обжить. Найденное нами пространство мы считаем своим местом, каким бы оно чуждым нам не казалось. А что такое наше место, какого оно объёма, ширины и длины, в смысле протяжённости? Я уже не говорю о его качестве. Возьмём для наглядности одного известного литературного бездомного.  Онегин был бездомным малым потому, что не мог найти себе место. А Татьяна как это ни странно, имела своё местечко, которое она хотела поделить с Онегиным, чтобы  назвать всё это домом. Но Онегин обладал субъективно-космическим сознанием. Он метался по чужим сердцам и домам, как дух бытия до сотворения. Его дух маялся потому, что не мог воспроизводить функции. Для него люди и Татьяна были лишь словесным рядом, но слова так и не смогли обрести свою плоть в его судьбе. И Евгений с удовольствием, но временно,  погружался в ритм чужой повседневной жизни. Он, странствующим  рыцарем своей самовлюблённой замкнутости врывался в пределы пространственного сюжета дворянских поместий. Он, как истинный рыцарь, почти русский Дон Кихот, жаждет найти Даму своей свободной субъективности. Но вместо погружения в идеал, вязнет в дамских шелках бытовой сентиментальности. И он, певец дисфункционального идеала, превращается в скучного обличителя.