горечь первая. раздор.
девочка школьного возраста
сидит на скамейке.
она натягивает шапку на лицо
и опускает голову вниз.
она старается не слушать
ругань мамы и папы.
девочке всё равно,
кто должен был отвести её
на занятие.
в оцепенении она пытается
мысленно улететь прочь
от реальности, которая
стучится в её сознаньице
слишком рано.
так и сидит она,
спрятавшись в голубой
шапке.
а мама с папой всё ссорятся.
мама всё кричит.
папа всё извиняется.
а затем мама снова кричит.
а затем папа снова извиняется.
а затем мама устала кричать.
а затем папа устал извиняться.
а затем мама впадает в печаль.
а затем папа тоже впадает
в печаль.
но никто из них не смотрит
на дочку, перед которой
два самых дорогих ей человека
вгрызаются в сердца друг друга.
я прохожу мимо этих людей
свидетелем трагедии
обыденной жизни
и ветер вдруг со всей силы
начинает кружить
поцелованную огнём и смертью
листву.
горечь вторая. бремя.
"Это рай!" — так мальчик
с аутизмом называет
голубую деталь
полосы препятствий,
которую мы с ним строим.
"А это болото!" — так он
именует деталь
зелёного цвета.
то рай, то болото.
вот и вся жизнь нынешняя.
какой будет жизнь грядущая?
и наступит ли она вообще?
я задаюсь этими вопросами
ежеминутно.
родители говорят мне,
что видят улучшения
в своём ребёнке
после наших занятий.
"Это рай!"
я с трудом сдерживаю
мрачную желчь ярости,
подступающую к горлу
в тот момент, когда
наблюдаю, как пьяный
отец успокаивает своего
плачущего малыша
криками и, видя,
что не помогает,
порывается успокоить его
физически.
"А это болото!"
монстр во мне
жаждет разорвать
монстра передо мной.
пять лет зелёных коридоров
своею болотной вязкостью
затягивают меня на дно.
это нечестно — они вступили
в сговор с гравитацией
и несовершенством природы.
они оставили на мне
так много кровоподтёков
и ссадин, что не счесть.
тело помнит и носит
боль каждого их удара.
так будет продолжаться
до конца моих земных дней.
горечь третья. потеря.
степень переживания субъектом
утраты значимого объекта
зависит от степени
его значимости.
это может быть как реально
существовавший человек,
так и образ этого человека.
мы скорбим по тому,
что нам дорого.
мы скорбим по тем,
кто был нам близок,
кого мы любили когда-то,
но кто с годами превратился
в испещрённый трещинами
материальный сосуд,
в котором лежат осколки души
когда-то дорогого нам
человека.
время беспощадно.
реальность жестока.
бывало с тобой такое,
что дорогой тебе человек
год за годом
терял на твоих глазах
человеческий облик?
а его глаза и слова
постепенно теряли
свет любви
и доброту сердца?
в своих снах
я продолжаю ходить
вдоль высоких сосен.
я слушаю запах хвои.
я слушаю голос моря.
я слушаю итальянскую речь,
которую не понимаю.
хотел бы я остаться
в этом застывшем мгновенье,
сесть на песок,
запустить в него босые ноги
и смотреть на итерацию волн.
высокие сосны, растущие
на территории интерната,
каждое лето напоминали мне
видом и запахом
унесённые теченьем хроноса
счастливые дни.
я сохраню образ друга,
которого оплакивал
слишком долго, в моих
длинных волосах
и одеяньях чёрного цвета.
горечь четвёртая. ужас.
мне снится сон.
уже почти что месяц.
в могилу мир бросают во гробе.
РОДИНА МАТЬ ЗОВЁТ ТЕБЯ
ЕЙ ТАК БОЛЬНО ТАК БОЛЬНО
СТРАДАНИЕ СТРАДАНИЕ СМЕРТЬ
напуганный, душевную тревогу
стараюсь я подальше отогнать.
терплю я пораженье и во скорби
я поминаю сгнившие мечты
о будущем, трагически погибшем
из-за химеры ХАОС РАЗРУШЕНИЕ
ЗЛО ЗЛО ЗЛО ЗЛО ЗЛО ЗЛО ЗЛО
ПОЛЫНЬ ПОЛЫНЬ ПОЛЫНЬ ПОЛЫНЬ