В лоток сознания попадал всякий мусор. Мутные воды Стикса не добавляли ясности восприятия. Затрапезное меню, казалось, навечно срослось с дном лотка, и ничто не могло смыть начертанное аккуратным почерком с наклоном вправо: рассольник, уха из хвостиков и головы форели, плов с курицей, гречневая каша с опятами обжаренными с луком, сельдь иваси консервированная в масле и варенная картошка на гарнир, и, наконец, оркестр играет туш, жаренная на сале, все та же победительница кулинарных конкурсов, картошка.
О, если бы, поверх этих пищевых изысков, упал увесистый золотой самородок, подобный тем, что лениво собирал в болдинскую осень Пушкин; заискрились бы песчинки не замеченные Джеком Лондоном… Нет же, мелькнет неуловимой тенью редкая терцина и скроется в потоке, привиделся парус одинокий и рассеялся перед чашкой крепко заваренного горячего английского чая. Все из того же меню, будь оно не ладно!
Согревшись и взбодрившись напитком лорда Байрона, уже не так безотрадно ожидать крупицы вдохновения, серебряной монеты, выпавшей давным-давно из дрогнувшей руки старика Державина. Но время неумолимо, вот уже и сумерки, вот уже и шагреневая кожа надежды сжалась до лягушачьей, когда, о, музы! в последних лучах заходящего солнца мелькнул круглый бок керамического кувшина. Плотно запечатанный воском, он надежно сохранил письмо неизвестного гурмана с подробным смакованием меню с победной пирушки по поводу разорения Трои.
Ну, что же, дареному коню в зубы не смотрят.
09.11.2022