Баллада о матери

Игорь Рублевский
20-й год,  в нем морок страшный
Родился дьяволу под стать.
От этой хвори немультяшной
Погибли многие и мать...

На скорой увезли родную.
Сознанья нет и в легких хрипы.
Больница. Дверь открыл входную.
Там карантин - начало «гриппа».

Еще не ясная картина,
От гриппа лечат без затей,
Не прорвало еще плотину
Волною массовых смертей.

Прием закрыт - увидел сразу
Распоряженье главврача.
Дежурную услышав фразу,
Ответил грубо сгоряча.

Там карантин и стойкий запах
Больничный – хлора и эфира.
Десятки душ в смертельных лапах,
За ними миллионы в мире.

Твою хочу забрать я боль!
Как ты родная плохо дышишь!
Позволь мне мамочка, позволь!
Но ты, голубушка, не слышишь!

Назавтра вроде бы в сознанье
Смогли с трудом, но привести,
До послезавтра - я в незнанье,
И сердце рвется от тоски.

Полдня прошло, без перемен,
А в воздухе витает страх.
Звонок пришел как вой сирен
И как сигнал, что жизни крах.

Почти не слышал разговора,
И голос, будто из  тумана,
Лишь фразу принял приговора,
Растаявших надежд обмана.

Последнее «прощай»  не смог
Сказать, услышать вздох последний.
Господь наверно занемог.
Я простоял в его передней.

Не пережил еще потерю
И верую еще в приметы,
Однажды, Мам, вернешься, верю,
И я храню твои предметы.

Они еще полны теплом,
Лежат в коробках сиротливо,
И ждут, что ты вернешься в дом,
Любя хозяйку молчаливо.

Их много. Бережно  ласкаю,
Рукою проводя по ним,
И, ветром времени гоним,
Я память просто отпускаю.

Перебираю письма, строки,
Там чувства искренние в них,
В любви признания и стих.
Мужчины также одиноки.

Благожелательна, красива,
Мудра, добра и справедлива -
Любому было бы за счастье
Стать рядом вместе, его частью.

Что в жизни ты своей имела,
Мне без остатка отдала
И замуж выйти не посмела,
Хотя уже вдова была.

Вот вижу книги, книги, книги,
И детективы, и романы.
Там женщины плели интриги,
Кипели страсти и обманы.

В корзинке сложено вязанье,
Клубков там целый сонм и спиц.
По мне занятье – наказанье,
Тест на терпения границ.

Носки ты вяжешь сидя в кресле.
Закончишь к вечеру, прервешься.
Терпения не хватит если,
Тогда ты к телику вернешься.

Его, как правило, хватает,
Как и всегда, на все и вся.
Твоя рука дыру латает,
Одновременно понося

И цены, что наверх взлетели,
И криминал и беспредел,
Что в девяностые успели
Устроить  жизни передел.

А к нулевым ты загрустила.
Свою последнюю сестру
В последний путь ты отпустила,
К ее последнему костру.

Уже двухтысячные. Дальше,
Я замечаю и скорблю,
Стареешь ты от жизни фальши,
Болячек куча. «Я терплю» -

Ты говоришь, но я все вижу,
Как сложно боль переносить,
И я иной раз, как обижу,
Приду прощения просить.

Отдушина жила на даче.
Туда спешила к выходным.
С весны, шесть месяцев в придачу,
Там воздух, тишина и дым.

А к осени ты возвращалась,
Уже с помощницей сиделкой,
Чуть не забыл и с кошкой-грелкой,
С цветами до тепла прощалась.

Жила в квартире ты одна,
Я рядом жил неподалеку.
Твоя тоска была видна,
Я грусти видел подоплеку.

Тебя о смысле жизни думы
Терзали, сотни почему.
От негативных мыслей суммы
Покоя не было уму.

Ото всего вконец устала,
Петь песни птица перестала,
Усталость даже до металла
Порою быстро достает.

Давленье, скачущее в ночи,
Шалит сердечко, щемит очень,
Да боль в суставах, нету мочи,
Желанье жизни пропадет.

Пришел черед и Украины.
Непонимание. Причины.
Как это может быть возможно,
Что стала жизнь настоль ничтожна.

В любой войне нет правды, нет
Обоснованиям, предлогам.
Маячит явно блеск монет,
Путь освещая бандерлогам.

Она лишь может быть довольна -
Неблагодарная элита,
А нам и предкам нашим больно,
Большая Родина забыта.

Была большая и, к несчастью,
ОНИ и МЫ - ее лишь части.
И мы за каждую болеем,
Добра желаем, сожалеем,

Что так сложилось, и, увы,
Мы не справляемся и вы
С отравой, что нас разделила
И землю кровушкой полила…

За передачей передача.
Никто так правды не донес.
Она смотрела молча плача,
А на щеках дорожки слез.

И я тогда спросил у Бога,
И те, и эти – это мы,
Твое творение убого,
Продукт скорей не света - тьмы.

Зачем нам землю засорять,
Отбросами душить планету,
Чужие звезды покорять,
Нам поберечь бы лучше эту.

Услышал Бог и умерла
Седая маленькая мама,
А я хлестал коньяк с горла
На паперти святого храма.

Забрал ее к себе Господь -
«Да будет воля твоя, Отче!».
Закрыв навеки свои очи,
Ушла ее земная плоть.

Дай Бог тебе покоя, Мам,
Где нету злобы, нету тлена,
Сознанью чистому - нет плена,
Я за тобою по пятам.

Моя любовь к тебе безмерна!
И долг сыновний не уплачен!
Стою, склонившись у могилы,
Я и березка молча плачем.

Уже три года нет покоя
Моей измученной душе,
Как нет спасения в запое,
Как нет лекарства в анаше.