Сегодня он твёрдо решил погибнуть. Арена, на ладонь пропитанная кровью убитых им гладиаторов, примет подношение и от самого победителя. Души павших, теснились плотным кольцом, предчувствуя его последний триумф. От них не скроешь мысли, от них не скроешь усталости тела, так пусть видят с какой решимостью душа его, подчиняясь несгибаемому духу, ринется в последний бой со смертью. Здесь бессилен меч – быстрый как молния. Щит, тысячи раз спасавший от жала копья и злобы трезубца, не спасёт от холодной косы жницы безносой. Настало время разорвать цепь поклонения кровавой бойне, обрушить стены Колизея на головы сытых варваров, разряженных в яркие тоги, скрывающие язвы страшных пороков. Что ему – воину духа – львы? Когда он сам Пустынный Лев!
Вот он, момент освобождения! Тяжёлые решётки со скрипом зубовным нехотя поползли вверх. Зверь, именуемый царём, рыком огласил о своём праве так называться. Огромный, гривастый, вкрадчивой поступью, сознающего силу, дарованную природой, лев вышел на песок арены. Глаза его должны были привыкнуть к ещё высоко стоявшему солнцу, и, лишь затем увидеть плоть, предназначенную ему в жертву. Следом за ним из темниц вышло ещё два собрата. Колизей, выплеснув жажду кровавого зрелища, стих… Даже почитателям Гладиатора было понятно, чем закончится вечер. Последний выход непобедимого бойца. Закат его долгого правления Колизеем.
Щит отброшен за ненадобностью, меч он поднял, приветствуя солнце и трибуны, и воткнул в тело арены. Снял с головы шлем и повесил на рукоять меча. Вот и все приготовления… Слова молитвы скрыты глубоко в сердце и слышны только небу. Ему и судить!
Двое, те, что помоложе, ярясь от вида человека, приготовились к атаке! Оставалось ударом мощных лап сломать кости и клыками рвать, рвать горячую плоть его, услаждая взоры взалкавшей толпы. Чуда никто не ждал… Чуда и не случилось – разве что лев, первым ступивший на арену, не увидел угрозы в светлом облике победителя. Смертная тень бежала от рубинового пламени мужества, осенявшего силуэт безоружного воина. Доспех равновесия сиял ярче солнца, спускавшегося к холмам Рима.
Царь зверей, издав громогласный рык, улёгся у ног человека. Что им пурпур одежд императора, когда небо звёздной пустыни распростёрло над ними плат свой.
Послесловие
Урожай знаменит миллионами тучных колосьев. Каждый колос налит матово-жёлтыми зёрнами. Хозяин знает, как распорядится ими. Отделив от плевел, выберет лучшие и отдаст первыми ювелирам своим. О, они – мастера знатные, крутят круги кармы да шлифуют ими грани качеств, соотнося с законами гармонии и красоты… Процесс долгий и кропотливый, но что Хозяину время, когда вдох Его равен тысячелетиям… Рождаются и погибают герои, память хранит песни о них и проклятия предавшим их; расцветают цивилизации и пески скрывают памятники архитектуры; приходят потопы, взрываются вулканы, рушатся материки… А граней всё больше и, каждая – само совершенство! Уже следующая горсть брошена ювелирам – колёса рождений и круги кармы знай себе крутятся… И каждый оборот, и каждое касание круга, претворяет прошлое в будущее; былое достижение в грядущее; подвиг малый в больший; огонь лучины в горнило светил… Нет иного пути накопления Света – ни для зерна малого, ни для Хозяина урожая!