Что-то из истории

Александр Назаров
1. Завет

Все дневные звёзды спят на дне колодца,
зарастает память лебедой-бедой,
кто-то уезжает, кто-то остаётся,
для кого-то воля, у кого-то долг.

Вновь над Куликовым – грозовые тучи,
Гамаюн пророчит сумрачные дни.
За простое счастье быть благополучным
тех, кто уезжает, друг мой, не кляни.

За судьбу любую будем благодарны:
счастье – дар отменный, горе – дар благой,
по родным просторам рыщут Желя с Карной,
и уходят реки вспять из берегов.

Что отцам и дедам выпало на долю,
сыновьям и внукам всем ли по плечу?
Но, что нас навеки разлучат бедою,
в это, друг, я всё же верить не хочу.

Пусть укроет небо землю шкурой рысьей
и застынут степи в лунном серебре…
Всё не повторится, мы не повторимся,
ладно не спасёмся – душу бы сберечь.


2. Плач

заколодела дорожка, замуравела,
заплуталася душа, закалемасила,
вот тебе, блажному дурню, бог, а вот порог,
хошь, башку пробей али ноги поломай,

потому что был я никем и не стал никем,
потому что ты одинок, как святая вода в реке –
уж куда там персту или вдруг, извини, сычу…
ты молчал в меня, я обратно в тебя молчу,
коль уделом нам лишь несмело шуметь в листве,
потому что смута одна на весь белый небелый свет,
я молчу в тебя, я чужая своя вина,
наша красная смерть на миру уже не красна,
стоеросов лоб в стоеросов стол – выбивает такт,
вот такой я пустой, вот такой ты простой, дурак,
и когда мы умрём, облетим на ветру листвой
в глухомань урём, в заповедь немоты святой,
кто-то скажет: бред, мы всегда не о том молчим,
и качнётся свет незажжённой за нас свечи…

ай, времечко да стечёт по копытечку
красной кровушкой во сыру землю,
ох, семечко сгинет-пропадёт,
во сырой земле не родит ростка,
ой, темечко почеши дурак,
плюнь в колодец, коль пить не суждено,
наши времена, пепел да зола,
все виновны мы, все невинные…


3. Выбор

Средь тысячи жизней случайных сумей
однажды себя не сберечь:
тьма так безысходна, что можно во тьме
наткнуться на собственный меч.

И голос не дрогнет, не дрогнет рука,
от боли не скорчится плоть,
но кто нас оставит тогда в дураках,
навряд ли расскажет Господь.

Себя ощущая игрушкой стихий,
бормочешь: ну что ж, Элохим…
И можно писать неплохие стихи,
а можно – плохие стихи.

А можно совсем ничего не писать,
и, тьму рассекая мечом,
однажды понять, что чисты небеса,
услышать, как речка течёт,

как лепеты речки вплетаются в речь,
в дыхание Бога – ветра…
А как мы сумеем себя не сберечь:
бессмертными стать или мёртвыми лечь –
не Господу, нам выбирать.