Наступающий день снится прежде всего петухам. Но никто им не верит. Только хозяйка моей квартиры тётя Нюра, просыпаясь по сигналу своего петуха, говорит:
– Если бы он не увидел во сне весёлый день, не проснулся бы и не был бы озабочен. Куры квохчут, им голодно и солнца не хватает. Пора выводить их на свет божий. Она встаёт, смотрит в окно на двор и сад. За ними видит огород и зелень леса.
Череда облаков затеплилась, словно рассветная песня жаворонка. Вот и высокая сосна около леса, как испытанный часовой, достаёт солнце. Осторожно тюкает клювом какая-то птица. Утро просыпается интересно: каплями росы, хлебом, выпеченным в печи, перекрещенным трижды женскими перстами и положенным на стол. А ещё клепкой кос, рёвом коров, пересвистом синиц, перестуком дятлов, ленивым потягиванием собаки, песней, обнимающей девичьи плечи, чтобы не озябла, и запахом цветов.
– Солнце всё так же всходит в нашем селе, как и вчера,- подумала тётя Нюра, - надо идти к курам, зёрнышек им посыпать. Она выходит на крыльцо, зевает и, откашливаясь, зовёт кур:
– Цыпа, цыпа, цыпа. Цыпа, цыпа, цыпа.
Петух спешно шагает впереди кур, заботливо показывает курам зерно, нарушая тишину утра, да и сам склёвывает, словно подсказывает:
– Делайте, как я.
Пока петух проявляет заботу о курах, хозяйка заходит в курятник. Надо проверить гнёзда. В курятнике темновато. В единственное подслеповатое оконце солнце пока не послало лучи. Пахнет навозом. Под ногами шуршит солома. Путь к гнёздам знаком. Даже с закрытыми глазами можно подойти к ним, несмотря на то, что находятся в самом тёмном месте курятника. На десяток кур три гнезда хватает. Она сама их обустраивала из ящика и старых корзин на заранее сделанные подставки. Подстилки из соломы удобные, ниже бортов самого гнезда. Положены муляжи куриных яиц из мела. Тётя Нюра протягивает руку в гнездо, нащупывает муляж, а яйца нет. Подходит к другому гнезду, к третьему. И в них одни муляжи. Где же яйца? Она сгибает спину, придерживаясь за подставку, становится на колени и шарит рукой по полу.
– Может, вывалились как-то, – подумалось ей. – Однако ничего нет, даже скорлупы. Странно. - Она вышла во двор.
– Вчера не собрала яйца, поленилась, а сегодня их нет. На кого можно подумать? Неужели это воры из леса? Кто? Куница, ласка, хорёк. Но они бы оставили скорлупку, а её нет. Возможно, сороки, вороны. Они тоже не промахи. Но для них в сарае темно. Нет, не они. И хозяйка принимает решение выследить вора. Как не обидно, но она улыбается и напевает: «Не живи уныло. Не жалей, что было. Не гадай, что будет. Береги, что есть».
Весь день пришлось просидеть у окна, в глазах появились тёмные пятна, но одно совсем чёрное. Поморгала глазами, чёрное пятно исчезло. Но желание увидеть вора велико. Напрягла зрение: из курятника поспешно выбегает чёрной масти дворняга.
– Вот оно что! Да, это собака сестры Марии Васильевны. Обязательно надо ей сказать. Пускай привязывает в своём дворе. А иначе не будет яиц.
К вечеру, когда сестра пришла с работы из школы, тётя Нюра отправилась в гости. Мария Васильевна пригласила сестру к столу вместе с ней поужинать.
– Спасибо, – сказала тётя Нюра загадочно, – я не за тем пришла. Из моего курятника стали пропадать яйца. Как ты думаешь, кто их таскает? - Выжидая ответа, она сделала паузу.
Сестра удивилась и неожиданно заулыбалась. Ей на ум пришёл анекдот.
– А знаешь, Нюра, еврей на рынке продает вареные яйца.
– Хаим, почем ты продаешь вареные яйца?
– По десять рублей.
– А покупаешь?
– По десять.
– Так зачем тебе все это надо?
– Во-первых, я при деле, а во-вторых, кушаю бульон.
Теперь Мария Васильевна, посмотрев на сестру, сделав паузу и, как всегда, безудержно засмеялась.
– Да ну тебя. Я о деле, а тебе язык почесать захотелось.
– Нюр, это разрядка после работы. День был напряжённым. Инспектор в школу приехал с проверкой. Шутка ли, что было?! Знаешь, смотрит в газету и говорит:
– Всю дорогу думаю над кроссвордом, а отгадать не могу. Что за птица из пяти букв, которая яиц не несёт, но сама из них выводится?
Все задумались. Ум напрягают. Что может подумать о них инспектор, если на вопрос не ответят? А директор без обдумывания выпалил, что это петух. Знаешь, всем легко на душе стало. И она, насмеявшись вновь, спросила сестру, как бы начиная разговор заново:
– Так, из твоего курятника кто-то яйца таскает. И ты знаешь кто, представь вора.
– Твоя собачка, Маня. Не ожидала. Но вот выследила. Это она…
– Мой Тузик яиц не ест. Быть не может.
– А вот и может, проверь.
– Неси яйцо, проверим, – и добавила, – из своего курятника, а то моих кур яички другой запах имеют. И соломки прихвати своей.
Тётя Нюра поторопилась и скрылась за дверью. Она с досады не поняла, что сестра шутит. Вот они, учителя, то серьёзны слишком, то смеяться любят, не остановишь. Тётя Нюра вернулась. Одной рукой, опущенной в карман передника, держала яйцо, принесённое из дома, другой небольшой пучок соломы. Всё аккуратно положила на пол среди комнаты. Позвала Тузика. Тот вбежал в комнату, приостановился прямо перед соломой. Мордой потянулся к яйцу. Понюхал, схватил предмет внимания и выбежал с ним в приоткрытую дверь. Обе сестры всплеснули руками. Мария Васильевна запричитала:
– В деревне яиц не хватает, а он, видите ли, ворует. У кого? У своих.
Привяжу негодного. Обязательно. Обещаю. А теперь давай позавтракаем вместе и запьём чаем горе. Мария Васильевна поставила на стол прямо в сковороде жареную картошку, сверху которой лежали кусочки тушёного мяса. Потом свежие огурчики и хлеб, разложенные горками по тарелкам. Подсели ближе к столу. Сначала была минутная тишина. Но Мария Васильевна не умела даже есть молча. Она, успокоив сестру обещанием держать Тузика на привязи и посмотрев на кусочки мяса, сделав на лице серьёзную мину, поведала сестре:
– Петух увидел курицу в микроволновке и говорит: «Ядрён батон… в деревне яйца нести некому, а она тут на каруселях катается!»
Теперь уже сёстры смеялись вместе. А к чаю был подан мёд и булки. И так сёстрам сделалось на душе тепло и приятно, как будто бы ничего плохого и не было.