Бумажный кораблик лишь чудом не склеил ласты,
когда, в этой буре эмоций почти расклеившись,
он сгоряча окунулся в кипящие страсти
да так и поплыл, окружённый водою, но тлеющий.
Гонимый попутными ветрами собственных вздохов,
в неназванном море блуждает кораблик без паспорта;
боясь одновременно выгореть и иссохнуть,
он выбрал залечь на дно: в тихом омуте пасмурно.
А борт, что теперь пожелтевшей газетой испачкан,
пустеет: матросами за борт вопросы все брошены;
в белой горячке флажок задрожал на мачте,
и парус на ней побелел весь, один-одинёшенек.
Теперь навигация — функция банковской карты,
магнитной волной звон наград притянул к себе компасы.
Прими, вопреки своим принципам, "Нобеля", Сартр
лишь смыл бы тогда в унитаз глубину своих опусов.
И, раз уж таким утопающим не хватает
рук для спасения, это для них — дело жизни всей.
Кажется, будто на берег выносит вода их —
лишь тот, кто волнуется сам, из неё что-то вынесет.
Бумажный кораблик лишь чудом не склеил ласты.
Да, "рукописи не горят", но смываются с лёгкостью —
вода в этом плане чем-то похожа на ластик:
стирает с лица земли опустевшие ёмкости.