Ноябрь - это всегда камерность, уютные натюрморты посреди заоконного холода, мужество проводить лето, проверка себя на прочность.
Ноябрь - это утепление пышным одеялом, вытащенной из шкафа зимней курткой, противопростудные, захватывающая книжка с горячим травяным чайком: сушёные дачные листья смородины и клубники.
Ноябрь - это горькие стихи и зябкость на стылом ветру, дым из труб, качание голых ветвей, отпечатки подошв в мёрзлой глине и первый хрусткий ледок утром на лужах. Это первый снег редкими хлопьями - предчувствие зимы. Но зимой это снежно-радостно, а в ноябре - переход от толчков горячей летней крови по жилам к белому савану.
Ноябрь - это тёплый мех котов под пальцами - к зиме питомцы округлились и утеплились плотным подшёрстком, кажется, они что-то знают. Летом лениво дремали на подоконниках, плавясь от жары, а теперь ищут гнездо подальше от окон, в углах кровати.
Ноябрь - это память обо всём, что ты сделал не так, столкновение с собой лицом к лицу. Подведение итогов после радостного праздника беспечной летней жизни. Лето приятнее, осень поучительнее. Не знаю, что кажется более важным.
Это хмурые стишки после "о, лето красное, любил бы я тебя" и "унылая пора, очей очарованье". Поэты, как неперелётные птицы, вещают о том, что видят, а что видеть осенью? Голые ветви и серость мегаполисов или прозябание провинции?
Но это ещё и печка, согревающая дом, в которую можно подбросить дров и погреть руки. Знатное варево в котелке, отдающее дымом и чем-то невообразимым. Запечённая птица, посыпанная пряностями. Горячее питьё с толчёной заморожнной ягодой и мёдом - или корицей, гвоздикой и далее по списку.
Это бумажные письма, которые больше не пишешь - и старая музыка, которую ты слушал лет n-надцать назад - но всё ещё любишь. Воспоминания о старом деревянном малоквартирном доме, в котором до сих пор живут родители за тридевять земель.
Иногда думаешь - портреты великих поэтов восстанавливают по оставленной ими письменности - стихи, проза, письма к друзьям и любимым. А что останется после тебя? Пара стихов - если сохранятся в Сети. Вот, собственно, и всё. А стихи - это всегда шифр. Да и письма всего не сказали бы. И это ощущение собственной правоты в литературе - о ней нельзя судить по человеку. Вот и думаешь: хорошо, что ты не великий. Как там у Филатова: "И у забора писала собака/ С застенчивой улыбкой на лице". Слишком дорого платят сами носители и окружающие за непомерный талант, требующий дров, сжирающий всё и всех, требующий служения. По факту - это жрецы Логоса, приносящие ему жертвы, часто символические человеческие - "потому что нет выше, чем слова". Но это не точно.
Ноябрь суров, медлителен и склонен к раздумьям. Думает, кого пускать в зиму, а кого нет. Пропускной пункт в снежную сказку. Но если копнуть глубже - рентген, просвечивающий душу. Стоишь перед ним, раздетый догола - тебе больше нечего прятать. Порой сам удивляешься неожиданным находкам. Приятно ли знать себя до последней косточки? Ноябрь не спрашивает.