Лингвистический парадиз, твёрдое плавание схемы:
то пневма поэзиса есть, то — огонь сочинённый, основа;
белое небо распахнуто, и вместилищем благотворным
настроенным, наведённым звучанием ниспускаема
неупругая деревянная акустическая конструкция,
распев на пяти слогах, аликванта процесса жизни,
приоткрываемая пятью этапами пятичастно и пятигранно,
аккуратная, выразительная в своей ясновидности,
подаянная промыслительно аподиктическая орнитология —
проносящаяся несколькими пылающими гетерофониями
орнитология на тёмно-синей чертёжной плоскости, —
данная над движением перегруженной, переполненной светом улицы —
над широкой многополосной улицей, вознёсшейся ко второму пику
под знаком мягчайшей розовой эйфории отогревания —
в ней сухие и сильные пальцы, осиянные наторелостью претерпеть,
изнутри наливаются незаметно, тихо новой потребной кровью,
согреваясь в уподобление протяжённой и шумной улице,
когда та отогрета белым горячим снегом.
Новый залитый светом и усыпаемый снегом широкий проспект,
словно столица мира, но без предвосхищённости катастрофой —
так было раньше: посреди интенсивного, натяжённого трезвого рейва,
проработанного в таблицах, числах, во всех узуальных деталях,
сокровенное, неуловимое, необъятное и невещественное было утрачено —
незамеченно, осиротевше и выцветше, неисцельно расколото было
об отсутствующее дно чёрной бездны казённо казнённой судьбы, —
новым временем перед глазами жуткая смерть проносится,
и сжимается неподъёмной аспидно-чёрной точкой гнездо нутряного мрака,
и липкой кипучей смолой окатывает внутреннейше хранимое.
Тогда ещё сердце физически не подпрыгивало
и не проваливалось в ледяную оторванную судорогу,
будучи вложено глубоко внутри, не выталкиваясь
из прокажённой клетки полукровавых ребёр,
стукающих и щёлкающих, защемляемых лязгом дыханий,
схоронено глубоко внутри — нетревожаще, незаметно,
закутано в плотную сотню, тысячу запасных защит,
неуязвлённых, неуязвимо стойких, надёжных, прочных;
а нынче и не в чем согреться почти оголённому сердцу,
и негде пристать — даже в чёрном чернильном стержне
колотится, мечется меж перфективной неразличимости, —
и, не помиловано, утопает, иглою легко проскальзывает
к основе, до самого низа, и занимает позицию,
начинает действовать в соприкосновении с потаённой хартией —
становится неизбывно, неизгладимо врезано, неизводимо втёрто
в структуру бумажной плоти, в органику — цвет и клетчатку, —
живой, событийной, сознающей и сообщающей целлюлозы.
Проступает пигмент упоения ради замысленного распада,
неведомым образом угнездившийся в самой душе
и научающий через дым и символ: ночью венец морозный меня венчает,
и в густоте папиросного миража мне открывается слово в предызречённости.
До последних дней в его неотапливаемой мастерской было крепко накурено.
Из обветшалых досок своего догорающего ящика,
из картонных коробок, бумаг о прошлом
в огненном делании я созиждел нового человека —
человека благого, вполне совершенного
по всем трём мирам и из всех трёх миров;
явлен и выражен во всех модусах и аффектах тела,
предваряющих его собственный самоположенный стержень.
На острых сухих излучиях ярко-оранжевой искры
всераспятая, распростёртая ткань его, дух его;
и телу свойственны цвет, свечение и температура —
по временам оно раскаляется и, достигая порога, вспыхивает,
зажигаётся искренно, тает в своём огне и отливается новой формой, —
обсидиановой амальгамой его преобразованного сознания
моя судьба начинает жить дальше по пробуждении — цельно, сызнова:
я хожу и вижу желтоватую пелену на всём, магический идеализм.
И теперь я не рукопись опалённая, уцелевшая, единичная, скорбно кропкая,
но тело, заново обретённое; многоярусной переполненностию строк
я тараню хрупкий сентиментальный витраж, скрупулёзно собранный,
и ломаю сложную маску невыразимо многообразной памяти на своём лице.
Из пустоты между сном и явью
я снова выхватил это тело — тоскующее, пригвождённое, —
тело тленное, ждущее, дышащее, невеликое, безымянное;
оттуда же — маска, одежда, все мысли и посох в дорогу;
и вот: ухожу я по мокрому снегу дорогой зломрачной ночи —
хлеба просить — и нависла изызнова гибель, кромешный морок.
25 ноября, 2022 год.