***
Точно много лет назад,
вёдрами
из колодца воду в дом
маленький
я ношу, когда снега —
ордами.
Я ношу, когда цветок —
аленький.
Всё проходит! Ничего
нового:
тут — в дерьме, а там — в меду
улицы.
Но у Севера — отца
строгого —
Корни крепкие и не
рубятся.
Знаю: горькие церквей
луковки.
Знаю: узкая в снегу
тропочка.
Станет жарко — расстегну
пуговки.
Станет зябко — покурю
в топочку.
Всё проходит! Ничего
нового.
Сново щёки у Христа
впалые.
Я цветы, тому, кто мне
дорог был,
На могилку положу
алые...
Солнце плещется в ведре
рыбкою.
Загоржусь уловом, как
маленький.
И качается земля
зыбкою.
И о валенок стучу
валенком.
ОБХОДЧИК
Белый снег на чёрном фоне
Неба, точно хлеб и соль.
Из слепой выходят зоны,
На фонарь, как на пароль,
Дерева в жилетках рыжих.
Вдоль путей идут ко мне.
Я спрошу, когда поближе
Подойдут: Цигарки нет?
Не услышу я ответа,
Но качнутся ветви ив,
Преломив собой луч света,
Хлеб со мною преломив.
***
Ни с того ни с сего поутру
я, себя не стесняясь, заплакал.
Может, Ангел провел по нутру,
словно ветер по стенам барака,
вдруг ладонью.
Иль что там у них
вместо рук, у посланников Божьих?..
Ни похмелья, ни мыслей дурных -
как проснулся - не чувствовал кожей.
Но заплакал...
И, глядя на свет
сквозь окно, улыбался кому-то.
Точно видел во сне: смерти нет!
Есть другое, Небесное, утро.
ПОМЕР МУЖИК ЗИМОЙ
Помер мужик зимой:
Сердце. Упал и помер.
Кружится шар земной,
Даже на миг не обмер.
Помер мужик легко,
Да хоронить не просто:
Сколь намело снегов!
Тяжко идти к погосту.
— Видно, мужик болел!
— Пил! Вот и помер, грешный.
— Он, говорят, сидел.
Жалко его, конечно.
Топчутся земляки.
Пешни ломают глину.
Дышат на кулаки:
— Зимний уход — он длинный!
Пешни ломают лёд.
— Помер! Такое дело.
Молча лежит лишь тот,
Чьё провожают тело.
Думает, на старух
Глядя душой незримой,
"Если бы знал: помру,
Перетерпел бы зиму."
ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ ГОРЯ
К собственной беде не привыкают.
С ней живут - не могут без неё.
В храм идёшь или в кафе, скучая,
А беда ползёт к тебе змеёй.
«Господи, за что беда такая!»-
Что это, молитва иль нытьё?
Умер Авель, стал бедою Каин,
И беда не зарастёт быльём.
Разделяет с ближними не море,
Не коронавирус и не МРОТ.
А беда… Живу я с нею, споря,
Чтоб понять, как весь честной народ.-
За бедой не ходят за три горя,
По любви сама к тебе придет.
***
Как телефонный жетон
в щель таксофона, скользнет
солнце за Божий хитон
и горизонт оживёт:
От тепловозных гудков,
точно от ветра, дрожа,
воздух вдохнется легко,
с ним – и вечерний пейзаж.
Выдохну: "Будто в бору!.."
Имя, одно из двухсот,
выберу и наберу
номер...
Никто не возьмет.
***
И свет явил Господь в моём окне
И шторой отделил его от мрака.
И, словно в первозданной тишине
О землях небу повелел заплакать.
И капли очертили плечи древ,
И пряди трав зелёных в пальцах ветра.
И солнце, на мгновенье замерев,
Бросала к облакам речная лента.
И чайка крик роняла между волн,
И вздрагивала спящая собака.
И руку, мне младенцу, серый волк
Лизнул, высвобождаясь изо мрака.
ЕВАНГЕЛИЕ ОТ...
Курю на последнем понтоне.
Глазею во тьму, как в суму.
Снег падает в реку и тонет,
Безропотно, точно Муму.
И русской природе согласно
Евангелие от беды
Читаю. Напрасно, напрасно
Смыкали деревья ряды.
Над чёрной полоскою суши
Берёзы с полосками дат.
Там в злобе усопшие души,
Как осени листья лежат.
И мнится, сказать что-то хочет
Сквозь ветер немой катерок...
Мне горько, мне горестно очень!
Я тоже - спасённый щенок.
Бог нем к неумеющим слушать.
Россия глуха от войны.
Читай же, по водам идущий,
Евангелие от вины.
***
Снег ложится, как пепел на столик
В привокзальном кафе "Третий Рим".
А в снегу - у кафе - алкоголик,
Будто так и задумано им.
Вьётся пар над макушкой без шапки.
Или след уходящей души?
Семенят мимо бабы и бабки:
Дома ждут их свои алкаши.
Смена кончилась и в окнах "Рима"
Гасит лампы ночной продавец.
Не видать над пьянчугою дыма:
Тоже - видимо - смене конец.
Тяжелеют на холоде веки,
Будто так и задумано им...
Замерзают зимой человеки
По дороге в Иерусалим.
В ТУНДРЕ
Ни ощущения толпы,
Ни чувства, мол, один в пустыне.
Лишь снежная клубится пыль
Под фонарём в ночной равнине.
Ни плохо и ни хорошо.
Ни битвы за себя, ни бегства.
А так, как будто голышом
Стоишь под небом, точно в детстве
Над тёмною речной водой
И над белеющим исподним.
И ни один из всех плодов
Не сорван во саду Господнем.
МАТРЁШКИ
Расписаны светом сугробы:
Там — палех, чуть в сторону — гжель.
Ну чем не матрёшка — автобус,
В узорах рекламы ГАЗель?
И люди внутри, как матрёшки:
Овалы румяные лиц
В платках, в капюшонах. Ладошки —
В карманах, коль без рукавиц.
Дышу на оконную наледь
И тру — Не видать ничего!
Стучится матрёшкою память
О стенки нутра моего.
***
Андрею Кортелеву
Солома травы прошлогодней.
Река, над которою крест.
Живущий под кровом Господним,
Я память несу этих мест.
И тихо читаю молитву,
Присев у печного огня,
Как воин иной перед битвой,
Для коего вера - броня.
"Падут одесную и рядом
враги, десять тысяч падут..."
Но дом мой, под Божьим приглядом,
И крест, точно снег, обойдут.
НА ПЛЕЧАХ РОССИИ
Огни в глубинах тундры по ночам
Мне видятся висящими над нею.
Как зябко у России на плечах!
Как у Христа за пазухой теплее!
Хоть ста ветрами и снегами ста
Страна, меня несущая, покрыта.
И вне тепла обветренны уста,
И — говорят, что — Господом забыта
Земля вокруг с огнями по-над ней,
Но прежде я земли не видел твёрже.
Как на костры похожа дрожь огней!
Как ночь на первозданную похожа!
***
Умерших водкой поминать
Грешно, на кладбище — подавно.
Но я обычай видел странным —
Ходить к умершим без вина.
И на могиле оставлял
Кусочек хлеба на стакане
Новоприставленного для,
Как многие односельчане.
Да, тяжело — смотреть в глаза
Идущего на Суд нездешний.
Да, я не ведал, что сказать
Покойнику, не выпив прежде.
Вина съедала без вина,
Как всех, единожды солгавших,
Кто струсил пить из Божьей Чаши,
Поскольку в ней не видно дна.
***
Верю, жизнь - это тоже молитва.
Неумелая, но от души.
А иначе зачем мне калитка
В этой Богом забытой глуши.
Непонятное многим терпенье -
И моё, и просящих о мне -
Смерть, прилипшую, точно репейник,
Убирать с рукава в тишине.
Я иной не читаю молитвы
И подчас унываю в глуши.
Но скрипит за окошком калитка,
И светает в потемках души.
***
Что за тою рекой, мне приснившейся пьяною ночью?
Что я видел за ней, содрогнувшийся всею душой?
А проснувшись затрясся, как встретивший чёрта воочью,
будто чёрта я сам, обозлясь, не являю собой.
Я кому-то звонил, но не в силах связать и два слова,
лишь рыдал в телефон, непроспавшийся, слабый, хмельной...
Из воды той реки я не слышал ни крика, ни зова,
но, мне кажется, эта река приходила за мной.
НА РАССВЕТЕ
И Господу утро иное — гляди! — достается с трудом:
румянится небо льняное, в росинках поля, от и до, что пот на Господней рубахе.
Сымай, Боже! К речке айда!
И брызнули в стороны птахи, как будто речная вода.