Ты как змея, которая вводит яд постепенно,
И мне плевать уже на то, что ты сотворишь.
Мне жалко лишь тех, кто под маской разврата,
Не видит твоих настоящих обид.
Ты - жертва дешевых романов бульварных,
Которые шлюхи читают в ночи;
И мило беседуешь с ними по трубке,
Как будто желая все что-то найти.
В твои мудры годы ты просто дитё,
И в жизни читал лишь сказок с десяток.
А теперь в своей комнате мотаешь дни,
Надеясь насчитать какой-то ****и на отраву.
Ты пол бы за собой хоть подметал,
И людям пыль в глаза не сыпал бегло.
Ты все, что мог, уже кому-то, да отдал,
А остальным лишь предлагать - потеха.
Ты б лучше в театр подался, посмотрел на мир,
Вкусил плоды искусства, что под носом,
И может быть какой-то господин, тебя бы с дна на землю,
Ради скуки и обжорства...
Но ты ведь самый умный и шальной,
И брань летит со рта, как будто пули.
Ты уничтожишь все, что видишь пред собой,
И на районе обездоленным показываешь фигу.
Ты рот помой свой и скажи,
Не будь блондинкой в мини-юбке!
Тебе не платят за глаза,
А за пиз*еж уж гопари размажут точно.
Ну почему ты очень слеп?!
И почему кидаешь в грязь
Цветы, что проросли на днище, и хотят
Пробиться к пламенному свету сквозь хрущевку.
А я скажу тебе, что жизнь твоя смешна,
И ты застрял в ней глупою собакой.
Ее хотя бы накормить не жаль,
А на тебя смотреть сквозь слезы с драмой только...
И Петербург тебя не веселит,
Сюда за этим приезжают люди.
И выживая в окнах городских трясин,
Они бегут для ловли трипанутой дуры.
И порошок пойдет, и может даже шприц;
Другая сторона районов на зеленой ветке,
И может быть портвейн смешать с вином -
Не самая хорошая затейка.
Твой труп найдут в морозе под скамьей,
Где ты однажды радостно смеялся.
Ты был нескладный, но с большой душой,
Теперь ни то, ни это, ни иначе.
В плечах твоих не видно ничего мужского,
Как будто на иголках семенишь.
Порви свой рот, чтобы влезало больше пойла,
Которые когда-то не любил!