Все мы живем во сне; мы не знаем, кто мы.
Какая-то машина нас сформовала; машина мира, давящая семья.
Потом мы возвращаемся в мир, отутюженный мягкими плетьми.
Мы спим; мы не помним.
Машина семьи: темный мех, дремучие леса материнского тела.
Машина матери: внутри нее - белоснежный город.
А перед этим: земля и вода.
Мох меж камней, шелест листвы и травы.
А еще перед этим – клетки в величайшей тьме.
А еще до этого – мир под завесой.
Так вот почему ты родился: чтобы дать мне умолкнуть.
Клетки моих отца и матери, теперь твой черед
Быть главным действующим лицом, быть шедевром.
Я придумывала; я никогда ничего не помнила.
Теперь твоя очередь быть задействованным
Ты – тот, кто настойчиво хочет знать:
Почему я страдаю? Почему я ничего не знаю?
Клетки в великой тьме. Какая-то машина формует нас;
Теперь твоя очередь взывать к ней, возвращаться к истоку, спрашивая:
Зачем я? Зачем я?
MOTHER AND CHILD
by Louise GluckWe’re all dreamers; we don’t know who we are.
Some machine made us; machine of the world, the constricting family.
Then back to the world, polished by soft whips.
We dream; we don’t remember.
Machine of the family: dark fur, forests of the mother’s body.
Machine of the mother: city inside her.
And before that: earth and water.
Moss between rocks, pieces of leaves and grass.
And before, cells in a great darkness.
And before that, the veiled world.
This is why you were born: to silence me.
Cells of my mother and father, it is your turn
to be pivotal, to be the masterpiece.
I improvised; I never remembered.
Now it’s your turn to be driven;
you’re the one who demands to know:
Why do I suffer? Why am I ignorant?
Cells in a great darkness. Some machine made us;
it is your turn to address it, to go back asking
what am I for? What am I for?