Гл - 4. Открытая тайна.
… Она "вернулась", и себя
вновь ощутила в прежнем теле.
С трудом в обыденность войдя,
соображала еле-еле.
В палате белой – доктора,
они в углу шептались тихо:
мол, высших сил явилась прихоть
при странном случае вчера.
Они – учёные, от них
текли премудрости всё утро,
и изъяснялся каждый мудро,
и речь звучала, словно стих.
Азу лежит не шевелясь
и размышляет: где начало
беды её? Зачем "летала",
порвав с земною жизнью связь?..
Открыв глаза, она к отцу
чуть потянулась головою,
её он обнял с теплотою,
щеку прижав к её лицу.
— Ах, дочь моя… Ну что с тобой?.. –
Шептал волнуясь и бледнея.
— Прости, отец, иди домой,
пусть няня явится скорее...
— А мама? Маму пригласить?
Она, как ты, лежит в постели…
ей без тебя совсем не жить…
Того ли с нею мы хотели?..
— Прошу, отец, иди скорей,
нужна мне няня, словно воздух…
Домой приеду вместе с ней,
хоть будет это и не просто.
— Но есть врачи...
— А что врачи?
Они и вовсе не при деле,
о медицине помолчим,
не здесь меня вы проглядели...
— Ах, дочь моя, о чём ты?..
— Брось…
Иди, исполни, лучше, просьбу... –
И вышел он – незваный гость,
себя, как будто, заморозив.
* * *
Её трагедия – болезнь –
абсурдный ракурс медицины.
Болезни той ясны причины,
но глупо их ворочать здесь.
Весь день в палате проведя,
болезнь исследовав, "измерив",
врачи решили, что дитя
вошла в сей мир не в "эти двери",
что от рожденья своего
уже несла в себе болезни,
и жизнь её, скорей всего,
созвучна будет грустной песне.
Врачи не знали колдовства,
наука тем не занималась,
лишь кое-где предполагалось
влиянье сил от Божества.
Они решили: силы зла
в Азу внедрили разрушенье
и их незримое давленье
она едва перенесла.
Но как беду преодолеть,
её "без пищи" оставляя?
Она хлестнула, словно плеть –
сухая, жесткая и злая.
В итоге вынесли"вердикт":
«Виновен Дух – могильный пращур.
С крестом Господнем на груди
являться в Храмы, да почаще.»
Сказали так же, что, живя
без помышления о Боге,
вновь заболеет, зло ловя
на демонической дороге.
И весь ответ, ведь им видней!
И с этим – "точка" в странном деле:
мол, отклонений нет у ней
в её прекрасном юном теле!
…Клонило к вечеру, она,
волнуясь, няню ожидала.
В палате той, совсем одна,
себя в кровати обнажала.
Явилась няня в поздний час.
Азу, откинув покрывала,
нагой пред нянею предстала,
и повзрослевшей, будто враз.
— Я вся открыта пред тобой,
как символ чистых намерЕний!
Прошу тебя, и ты со мной
побудь для новых откровений!
Смутилась няня, чуть дрожа,
признав Азу совсем иною:
холодной, гордою, чужою. –
И никуда не убежать…
— Обсудим, нянечка, секрет,
как появилась я на свете.
Мне ночью послан был ответ,
зачем мне жить на сей планете.
Присядь, родимая, со мной
и не скрывай, что мне родная!
Ко мне являлся Дух Святой,
моё рожденье раскрывая.
Он показал правдивый сон,
как ты на свет меня рожала:
летел к Земле протяжный стон…
А мне голубка ворковала.
Я надпись видела:
«За грех,
тот, что родители свершают,
минует жизненный успех
дитя, которого рождают!»
Поникла няня, и печаль
лицо покрыла грустной тенью,
и боль души в одно мгновенье
наружу вырвалась:
— Как жаль!..–
Упала, плача, на кровать
и застонала в тяжком горе:
— Прости, Азу! С судьбою в споре
я знала: буду отвечать!..
— Так вот, виденье, о том,
что родилась я под вопросом,
где принимала мать, как простынь,
души моей тщедушный дом,
в котором плаваю досель,
где жизни жалкой карусель
кружится двадцать первый год...
Одно дарует утешенье:
мне было также откровенье,
и я узнала наперёд,
к чему готовиться в дальнейшем:
план создан к радости моей:
влечёт он в сферу королей
и в окруженье богатейших.
— Молю, Азу, уж ты не смей
терзать меня судом окольным!
Мне принимать чрезмерно больно
твоей души больной упрёк,
я получила свой урок...
Былого вспять не повернуть,
уж ты теперь не обессудь,
что кровь моя течёт в тебе.
Но я признательна судьбе,
что нас с тобой соединила,
что неразлучны до могилы –
ты стала дочкою моей.
А что о будущем сказать?
Жизнь королей – не наша жизнь,
от той – подолее держись:
у них одна бытует страсть –
копить богатства, силу, власть,
народ для них – табун овец…
Совсем иное – твой отец:
он весь для подданных своих,
как в песнях неба – Божий стих!
И если был бы королём,
вся жизнь вокруг прекрасней стала,
таких людей у жизни мало...
— Давай, родимая, споём,
тихонько, чтоб не слышно нас...
И в тот спокойный поздний час
смотрели в небо, что без края,
и пели, слёзы вытирая:
«Осень золотая разгулялась в поле,
Осень золотая принесла мне горе:
Я весной любила, расцветала счастьем,
Осень подменила счастье на ненастье.
Осень золотая разгулялась в поле,
Осень золотая – горе поневоле:
Милый мой уехал вдаль перед зимою,
Осень для потехи пляшет предо мною.
Расскажи мне, осень, где моя удача?
Почему ты, осень, дождиком не плачешь?
Я весной любила, расцветала счастьем,
Ты же превратила жизнь мою в ненастье!» - 172.