Чувство, будто каждый год
посреди ноября
лес обступает поэтов –
лес расстрельных команд
и смертников, хранящих в карманах
буквы, словно крошки вчерашнего хлеба.
Сезонная травма литературы – её выбивали
из городов, как самую большую угрозу.
Вылавливали писателей из редакций,
как форель из потоков,
оставляя среди плёса
круги сиротства и невыговоренности.
Осеннее обострённое чувство оборванного стиха,
рукописи, что, как дерево, начинает болеть
в городском пространстве несвободы.
Обступает лес поэтов, что стоят с лёгкими, выжженными газом большой войны.
Обступает актёров, что воспроизводят своими движениями кабареточные танцы агонии.
Обступает священников, обступает учителей и корректоров.
Тихая община, обученная книгами.
Люди, что даже до смерти обращаются в звательной форме.
Светлые высокие сосны, как вытяжки справедливости.
Туман в горле, как заменитель пустоты и безнадежности.
Протяжённость леса, как протяжённость ритма.
Тревожная акустика библиотек и карьеров.
Вот как нами подсвечиваются длинные просеки.
Осенние леса нашей непрерывности.
Непрерывности письма, непрерывности пения.
Могилы в воздухе, что отмечают каждую великую литературу.
Песок под ногами, начинённый зубными коронками языка.
(Перевод с украинского)