Здесь лето похоже на заячий скок.
И даже короче.
Брусникой его измеряется срок
и ягодой волчьей.
И таволги белой стеной – не пробить,
и не перепрыгнуть.
Здесь скрыть не получится неправоты
в траве-перелыге.
Студёными тонями.
…Слышится, как
оконная створка
стучит.
И похожа на мощный кулак
стоит малодворка, –
серьёзные избы.
А эта изба – почти шкатулка,
тиснёные брёвна,
такая резьба
на окнах – не шутка.
И язь или сиг, –
подают сугудай.
Цветёт можжевельник.
И, словно, сам просит – «Эй, пару поддай!» –
берёзовый веник.
Сидит земляника, как будто снегирь, –
крепка и румяна.
От жарких пустынь – всё сплошная Сибирь –
и вплоть до Урала! –
По карте не локоть, всего пол локтя.
Семь вёрст – как привычка –
не крюк…
… Еле тащится, осью скрипя,
из прошлого бричка.
А в ней – декабристы.
Все ссыльные.
Все.
Кричат лже-провидцы,
что здесь никогда избалованный «свет»
не сможет прижиться…
И как-то здесь дерзко.
Свежо.
Напрямки
покосной заимкой
пойду, чтобы чудо природы найти,
что звать поздиникой.
И Белый, и Чёрный
Иркут
побегут,
и в них небо
забросит свой
звёздный
и тут
только
видимый невод.