Никогда не носил ты крестов,
и тем паче, рисованных тушью.
Только вот, Иоанн Богослов
заглянул в твою смутную душу.
Он забрёл и чего-то нашёл,
чего ты в себе даже не ведал.
Не поведал, зачем он пришёл,
а поспел-то как раз он к обеду.
–Проходи, дорогой Иоанн,
знаю слово твоё не простое, –
вот уже на столе и стакан, –
не стесняйся, всего-то нас двое.
Он тебя созерцает, молчит,
солнца луч на пропыленной раме.
Так однажды стояли врачи,
и вещали испуганной маме:
…Говорили, что ты не жилец,
мама плакала: “Чай, не война!”
Пожалел ты, что школе – конец.
А у мамы дрожала спина.
Вот склонились врачи надо тобой,
ты лежишь, помирать неохота.
Стон отца за фанерной стеной,
“Всё неправда”, – твердит ему кто-то.
Вроде, бабка. Но сухо, без слёз,
сыновей на войне потеряла.
Ты поёжился, будто замёрз.
И уполз под своё одеяло.
А потом за окно. В облака.
Возражал эскулапам несмело:
“Ну, зимой побледнею слегка,
только солнце – опять загорелый”.
Врач на выходе в притолку лбом.
Так и встал, выходя из прихожей,
и сказал на тогда, на потом:
“Что ж, молитесь, авось да поможет”…
Тебе было всего-то лет семь.
А запомнил, но вот – не молился…
Усмехнулся:
–Живой я и есмь.
Иоанн взял стакан, поклонился.
Пить не стал. Но чуток пригубил.
Прошептал:
–Питие, а прозрачно.
Солнца луч сквозь стакан осветил
Стол убогий, обед ваш невзрачный.
–Я давно всё пытаюсь понять,
Что в апостольском слове сокрыто?
Как же вам удалось написать,
Что в две тысячи лет не забыто?
Он плечами пожал:
–Это Бог.
Да нетленная память в народе. Ты…
–Пытался, хотел, да не смог…
–А в глазах глубину вижу, вроде.
И сие пишем вам,
Чтобы радость была совершенна.
–Иоанн, только это не к нам.
Не возвышены мы. Только бренны.
–Дети! Последнее время.
Мы теперь дети Божии;
Но ещё не открылось, что будем.
Кто делает правду, тот праведен,
Мы знаем, что мы перешли
Из смерти и в жизнь,
Ибо, ежели сердце
Осуждает, то кольми и паче,
потому Бог – он больше
сердца нашего, знает он всё.
Ты хотел бы ответить. Устал.
–Поздно ты. В конце жизни явился.
Я и рифм-то уже не сплетал,
Я и ритм во строках потерял…
Иоанн вдруг невидимым стал.
И исчез, будто вовсе не снился.
Потому что целый пласт жизни прожили другим существованием, посмеиваясь над неведомым. А чем жили-то?
использован парафраз из Нового Завета, Откровений Иоанна Богослова. Цитаты не дословные.