Всё, что истинно доставляет радость последние несколько дней - только чтение, сигареты и погода. С чтением и сигаретами всё понятно, а вот погода: мне иногда кажется, что никто не способен полюбить зиму больше, чем люблю её я. Когда выпадает снег, время замедляется, время начинает дышать, оно как будто залазит в свой детский шалаш из стульев, подушек и одеял; а детство на самом деле длится долго, мы запоминаем множество моментов из собственной жизни, из того детства, как чего-то совсем отдельного и обособленного от обыкновенной жизни после, причём надолго. И время зимой, будто возвращается в своё детство, живёт медленно в каждом мгновении, в каждой белой крошке, перекати-полем бегущей по снежной глади.
Но ночью я иду по туманному кладбищу, усеянному чёрными стволами деревьев. Мантия из плотной ткани кажется убежищем, а большой, застывший от холода капюшон - крышей над головой. Этот свет полон людьми, настолько полон, что иногда они ходят здесь тёмной ночью и встречают меня, Смерть. Привычно, что люди меня боятся, но эти обнаглели настолько, что даже Смерть им не страшна. Потому и самой мне приходится бояться людей и прятать себя за более и более жуткие образы.
– Эй, смотри, что она тут ходит?! Девушка! – слышу я в свою сторону;
– Я просто гуляю… А вы что тут ходите? – отвечаю им;
– А тебя это не касается. Иди-ка сюда, эй!
– Ты говоришь со Смертью, – в некотором недоразумении вырывается у меня, но в ответ слышу:
– Да ты что?
– Не видишь, у меня нет лица и череп вместо головы;
– Не вижу, тут очень темно, – в голосе его звучал какой-то вызов и любопытство;
– Тогда поцелуй меня и почувствуешь, что губ у меня нет, там голая челюсть.
Азарт – страшная сила, и он целует меня, Смерть, прямо в челюсть.
– Действительно, – говорит, – губ нет.
– Ну, вот, – удовлетворённая своей правотой, отвечаю я.
– Ладно, нам пора, мы пойдём, – немного растерянно пробормотали те двое и сверкая пятками скрылись меж этих чёрных деревьев.
Я тоже возвращаюсь домой.
Дома ждёт меня Сестра и Кровная Родственница. Последняя очень много суетится, что действует на нервы и заставляет беспокоиться, но зато чувствуешь себя в безопасности. Сестре как будто всё равно, что происходит, да и я её понимаю. Когда Родственница уходит, волнение прибавляется: вновь надеюсь, что этой ночью никто не придёт, не будет ломиться в дверь и выламывать замок, угрожать, признаваться в любви, сходить с ума.
Люди приходят разные, но всегда выглядят безобразно. Сами ко мне, к Смерти, не приходят красивыми и в здравом уме… Звонок в дверь:
– Открывай! – строго указывает мне голос за дверью;
– Уже поздно, я не открою, – произношу уверенным голосом, но в ответ мне уже почти с угрозой:
– Открывай!!!
Ручка начинает бесконтрольно дёргаться. Останавливается. Наступает безжизненное молчание по обе стороны двери.
Щёлкнул замок. Один оборот. Я закрывала дверь на один оборот. Значит, сейчас она открыта. Осознав это, я падаю плечом на дверь и начинаю бесконечно вращать ключи, чтобы снова закрыть дверь. В противовес мне с другой стороны на дверь навалился какой-то амбал и вращает отмычкой, бесконечно открывая замок. Это противоборство выматывает… Кто-то ведь сдастся первым... Чувствуя, что силы на исходе, я говорю Сестре, чтобы она принесла с кухни нож и взяла один для себя. Человеку за дверью уже удаётся просунуть руку через дверную щель – он тут же получает удар ножом и одергивает свою конечность обратно. Так несколько раз. И тут он сдаётся. За дверью стихает, но открывать её, чтобы проверить, всё ли там в самом деле стало тихо, было страшно.
Утром в дверь позвонили. В глазке показались знакомые лица. Я открываю дверь: три старых знакомых с улыбками и смешками подтрунивают:
– Так это, что у вас там происходит? Что за истории?
– Да так, сама не понимаю, фигня какая-то. Любопытные такие… – отвечаю я, думая про себя: «Зеваки…»
Ночью снова раздаётся звонок в дверь.
– Кто там? – в очередной раз спрашиваю я;
– Привет! – отвечает человек за дверью;
– Привет, кто это? – снова спрашиваю я;
– Открой дверь... – без объяснений пробубнил голос.
Я открываю дверь.
– Слушай, не хочешь сходить куда-нибудь? – выдаёт мне человек, который явно не в себе, а, может, и не совсем трезвый, стоя с букетом белых роз (что-то ещё было у него в руках, не разобрала).
– Нет, вы, может, ошиблись квартирой? Я никуда не собиралась и никуда не пойду.
– Ну… Ну, ладно... – ответил незнакомец и неспешно побрёл туда, откуда пришёл.
Не успел он уйти с порога, как в дверь снова кто-то начинает ломиться, выламывая ручку. Я уперлась в дверь и просила Сестру вызывать милицию. В телефоне на громкой связи ровный голос пытается уточнить какие-то сведения. Я с ужасом кричу, что в квартиру ломятся и дверь долго не выдержит.
Идут минуты, никто не приезжает. За дверью стихло.
Проходит ещё меньше минуты, как в дверь воспитанно постучали. «Неужели приехали», – подумала я. За дверью стоит женщина, которая сообщает, что проходит эвакуация, нас переведут в безопасное место, а по улицам разгуливает опасный преступник. Она выглядела и говорила, как человек, который знает, что делает, и сразу расположила к себе.
Мы выходим в подъезд, входим в лифт. Та женщина была не одна. Кто-то уже ждал нас внизу. Мы с Сестрой рассказываем о приключившемся только что, за мгновение до прихода Незнакомки. На лице женщины блеснул ужас:
– Хотите сказать, что этот преступник сейчас может находиться в том же подъезде, где и мы? – удивлённо спрашивает женщина;
– Получается так. Мы изначально думали, что вы приехали на вызов и обо всем в курсе – объясняемся мы с Сестрой;
– Нет, - говорит на женщина, - я здесь не по этому вопросу… – но не успевает договорить.
Дверь лифта открывается, а на первом этаже нас уже поджидает тот самый человек, который только что ломился в квартиру, а также массивная старуха и какой-то хилый неприметный мужичок. Начинается лютая заваруха, кто-то кого-то убивает, мы убегаем от старухи… Последняя была похожа на разъяренного быка, но быстро исчезла из виду. Незнакомка тоже скрылась вместе с "преступником".
А, так это был их план: ведь единственный способ вытащить нас наружу – чтобы мы вышли сами…
Близится утро. Я иду по городу и пересекаюсь со своей недавней знакомой.
– Тебе в какую сторону? – спрашивает она;
– В ту… - отвечаю ей, - Я на работу иду.
– Ну, я пройдусь немного с тобой?
- Добре.
И так мы с ней проходим какое-то расстояние, после чего я сворачиваю в сторону больницы под вывеску «Посторонним вход запрещён».
– Как ты туда прошла? – спрашивает Знакомая, остановившись у ворот.
– А меня ещё не выписали, – иронично отвечаю я и иду дальше своей дорогой.
Зайдя в здание клиники, я быстро отыскиваю свою палату, захожу в неё и закрываю дверь, в которую всё ещё пытаются ломиться люди (я видела их раньше под дверью своей квартиры), но теперь те мне никакой угрозы не представляют, я не отвечаю на их просьбы, не смотрю в их сторону и даже почти не замечаю их присутствия. По отделению ходят толстые добрые санитарки, заглядывают мне в глаза. В их лицах и улыбках читается такое искреннее понимание, что, кажется, я никому никогда так не доверяла, как им.
Одна из санитарок с той же милой улыбкой говорит, что в холле меня ждут и надо спуститься туда, поговорить с людьми, которые пришли.
Вхожу в холл. Далее опишу, как он выглядел: обычное помещение клиники при входе в здание, где стоит ограждение, отделяющее посетителей от пациентов, со стороны посетителей стоят стулья так, что появляется ощущение театра, где я стою на сцене перед зрителями. И все что-то кричат, машут руками, плачут, смеются, злятся, выкрикивали шутки, мысли, пожелания, надежды, мечты свои, чужие.
Там разные люди, но я всех их когда-то хоть раз встречала.
Больше всего моё внимание привлекает лицо мамы, которая пытается донести что-то своё с какой-то добротой и иронией. Но я так почти ничего и не расслышала за общим гамом.
Глядя на эту картину, мне становится настолько смешно, как никогда, кажется. Я просто заиливаюсь смехом, я почти задыхаюсь от смеха! Я вижу всех этих людей перед собой, кричащих и махающих руками! Я, взрываясь от смеха и ничего не понимая из слов присутствующих, разворачиваюсь и, хохоча, иду обратно в свою палату.
Всё, что истинно доставляет радость последние несколько дней - только чтение и сигареты. С чтением и сигаретами всё понятно, а вот погода: кажется, я уже не знаю, что такое погода. Когда я ещё смотрела телевизор, там рассказывали прогноз погоды. Прогноз – понятно, это что-то предполагаемое, что-то о будущем, а что такое погода – непонятно. Ещё более непонятно, что такое хорошая погода. Хорошо ли, что дует ветер или хорошо, что его нет, хорошо ли, что снег лежит, хорошо ли, что он холодный, хорошо ли, что он растает, хорошо ли, что он блестит, хорошо ли, что снег помят и вымазан шинами машин, а под моим подъездом на этом снегу остановилась машина с роскошной надписью «Ритуальные услуги». И зачем уточнять, что погода хорошая, если у природы вообще нет плохой погоды? А что больше погода: пейзаж или метеосводка? И что из последних больше присуще природе? Я всё равно люблю зиму… Я привыкла любить зиму.